Ваня жалеет, что вообще начал этот разговор и, вместо того, чтобы отстранить перевертыша, сам отсаживается подальше. Тот замечает, хмыкает, но не тянется ближе. Раз уж они говорят серьезно - кажется, впервые с тех пор, как Ваня вляпался - перевертыш сам выкладывает еще кое-что. Он говорит, не запугивая, спокойно - словно зачитывает список покупок и волноваться не о чем; от этого только страшней.
- Я говорил тебе не оставлять кровь на границе. Там, рядом с Дубом, тонка завеса между живыми и мертвыми. Её стережет Баюн. Потому поврежден его разум. И теперь мертвые знают вкус твоей крови. Теперь за тобой придут.
- Костёр защитит меня?
Ветки трещат и вспыхивают, выпуская сноп искр. Несмотря на жар, Ваня невольно садится ближе к пламени.
- Лучше, чем ничего, - отвечает перевертыш.
На "да" это не похоже.
---
Русалка приходит к нему под утро, по мокрой от росы траве - должна быть некая связь между ней и влагой, как не могут без воды рыбы. Отчего-то Ваня не пугается, увидев её рядом, и, позже, винит в этом в этом магию. Ведь не могут не чаровать русалки. Её голова склонилось над его ладонью, и в мокрых волосах запутались водоросли и водяные цветы. От неё тянет сыростью и влагой, туман ползет от реки, и она пришла вместе с туманом. У неё хрупкая, подростковая фигурка, почти детское лицо и длинные темные волосы, сами похожие на стебли кувшинок. Она нюхает его ладонь, наклонившись близко, и Ваня чувствует её холод, любуясь, сквозь дрему. Лишь спустя несколько минут он осознает происходящее, отдергивается и кричит. Она пришла на запах его крови.
Они с перевертышем заснули снаружи, поближе к костру, и в утренней сырости от него даже не тлеют угли.
Ваня уверен, что сейчас она бросится на него, меняя лицо - слишком хорошо помнит, как отрастали клыки и когти у ведьм, ломая челюсти, до неузнаваемости меняя хорошенькие лица. Но от его вскрика русалка сама дергается в сторону, сжимаясь, и выставляет перед собой руки - как будто это Ваня может наброситься на неё, не наоборот. Сердце часто бьется от страха, и Ваня глубоко и медленно дышит, восстанавливая дыхание, не спуская с неё глаз. Русалка, не может быть никаких сомнений - кожа её белая и мягкая от воды, а между пальчиками тянутся перепонки. Без хвоста, вышедшая скорее из рассказов Гоголя, которые они проходили в школе, чем из диснеевских мультиков - он говорит, и голос её совсем тихий, похожий на дуновение ветра.
- Я просто хотела посмотреть. Ты так вкусно пахнешь.
- Пахну? - кажется, понимает Ваня.
Она не похожа на гончего пса преисподней - или кто там должен преследовать его, нанюхавшись крови у волшебного дуба - но она пришла и нюхала порез на его ладони. Ваня поднимает руку, демонстрируя ей раны - они неплохо зажили, вновь покрывшись коркой, почти не доставляя неудобства. При взгляде на порез водянистые глаза её оживляются, и русалка робко облизывает губы. Она опускает глаза, смущаясь, как смущалась бы девочка. Внешность легко обманывает, и он никого не видел прекрасней Мораны, которая оставила на его горле черные синяки.
- Кыш, пошла отсюда! - слышит он за спиной голос перевертыша.
Ваня оборачивается и хочет сказать ему перестать, быть тише, не разбудить Васю, но взгляд перевертыша холодный и жесткий, и он молчит. Когда Ваня оборачивается, русалки уже нет - только расходится туман и слышен плеск вдали, у реки.
- Где фонарик? Тот, с пером жар-птицы? - перевертыш спрашивает.
- Я не знаю. Наверное, остался там, в лагере Гвидона... Как-то было не до него, знаешь.
Перевертыш кивает и принимается снова разводить костер - обреченная на провал идея в утренней сырости. Ваня верит ему уже чуть больше, чем законам физики, и с интересом наблюдает, как перевертыш достает из кармана коробок спичек, читает над ними короткий наговор и чиркает о коробок. Пламя легко перекидывается на ветки, как будто те не отсырели за ночь и не покрыты росой. Вверх устремляются струйки дыма, и Ваня садится поближе к костру, согреваясь.
- И ты видел её сам? Русалку?
Странный вопрос, ведь он должен был видеть, как Ваня разговаривал с ней. Ваня кивает, и перевертыш вздыхает - как будто досадуя на ребенка, который научился дотягиваться до стола и теперь доставит еще больше хлопот.
- Ну, хоть не зря съел цветок папоротника.
Что-то должно быть не так, он не должен был видеть русалку, и Ваня соображает в волшебных делах уже больше - по крайней мере, больше, чем тогда, в НИИ.
- Из-за него я теперь могу видеть волшебных существ? Разве это не дается по умолчанию? Типа, я же сын Кощея. Я должен быть очень крут.
- Ничего не дается по умолчанию. Даже самому Кощею.
Идея неотвратимой расплаты не нравится Ване- как не нравится ему слишком многое в этой фантастике.
- Но зачем он был нужен Моране? Она же и так видит... Вас всех.
- В цветке может быть много даров, кроме этого. Нет списка. А она очень любит такие подарки.
- И у меня?
Перевертыш морщится этой идее, явно не желая Ваня сотни волшебных способностей, и пожимает плечами. Не то чтобы Ваня рассчитывал на его поддержку.
- Не знаю. Папоротник тоже нечасто цветет.