Иван - царский сын. Часть 1(СИ)

- Не боишься, что так нас легко найдут? - спрашивает Ваня, напрягая все свои познания о следопытстве.

- Не боишься, что ночью нас сожрут волки? Медведи? - вопросами на вопрос отвечает перевертыш. - Или что-то похуже?

Этот раунд за ним, и Ваня вздыхает, садясь напротив. Спать ему не хочется, перевертыш тоже не спешит забраться в вертолет - или проявляет поразительную для себя тактичность по отношению к девушке; или - всё дело в "чем-то похуже", и при мысли об этом Ване еще меньше хочется спать. Он решает поболтать и почти сразу жалеет о своем решении - перевертыш прав, некоторым вещам у него так и не получается научиться.

- Рад, что я оказался таким крутым?

- Нет. Вообще-то, нет, если честно. Дураком ты мне нравился больше.

Перевертыш отвечает поразительно искренне - или изображает серьезность достаточно натурально, чтобы обмануть. Вокруг них стремительно темнеет, и Ваня задумчиво смотрит на пламя костра, обдумывая странную реакцию - ему всегда казалось, что не может быть вреда от супер сил. Ничего на ум не приходит, и Ваня не находит ничего лучше, чем спросить напрямую.

- Почему?

Ваня уверен, что он ответит шуткой или очередной издевкой или не ответит ничего, но вместо этого перевертыш говорит:

- Я никогда раньше не видел его сыновей.

- И что с того? - Ваня не понимает.

- Он убивает их еще маленькими, чтобы оставаться Бессмертным.

Ваня замолкает, осмысливая новое знание, и цокает языком.

- Ну, здорово.

Что еще он может ответить. Идея о добром могущественном папочке, который придет, мигом решит все проблемы, и еще долго будет просить прощения и засыпать подарками, рассыпается пеплом. В магическом мире пока всё еще нет ничего хорошего. С досады ему хочется пнуть что-нибудь, но вокруг нет ничего, кроме перевертыша и костра. Ваня вздыхает, тоже берет в руки палку и ерошит угли, взметая в воздух снопы искр. Где-то вдали тоскливо воет зверь. Перевертыш не пугается, и Ваня решает не бояться тоже - ему больше не хочется ни бояться, ни говорить.

Всё, что он говорит, всегда может оказаться издевкой, шуткой, но - увы - перевертыш еще ни разу не лгал. Он садится ближе к Ване, будто сочувствуя крушению его надежд, и в его голосе нет сарказма - или он хорошо спрятан.

- Все божки живут на крови, - говорит он тихо. - Так уж они устроены.

Ваню вдруг охватывает злость - густая, темная, они поднимается из глубин его грудной клетки - за всё, что не оказалось приятным приключением. Всё должно было быть не так, всё не так бывает в фильмах, когда ты оказываешься избранником. Морана должна была учить его пользоваться даром, попутно осыпая крутыми шмотками и волшебными прибамбасами. В крайнем случае, перевертыш. Салтан должен был прийти в восторг от его сил и немедленно сделать главным в своей стремноватой армии. Они должны были объединиться с Гвидоном против Кощея, найти его и уничтожить. Или даже не так - Кощей должен был найти его, учить пользоваться даром, попутно осыпая крутыми шмотками и волшебными прибамбасами. Вместе они бы победили Морану, Салтана, Гвидона, любого, кто встал бы на пути семейного воссоединения. Братья бы утащились. Василиса бы визжала от восторга и бросалась на шею своему спасителю. Или даже не так - Ваня должен был работать в НИИ летом, куда устроила тетя Люда, попытаться поступить в институт, пойти в армию, найти работу - как Гришка электриком или с Лешкой в автомастерской. Любой - абсолютно любой - правильнее и лучше происходящего.

- Не может быть, что все.

- Неужели? Назови хоть одного.

Реальность далека от их колдовства, от колдовства вообще - с призрачными лошадьми, молниями, бандитами-зомби и стариками с котами на голове. Место богатырей - в учебнике истории, персонажей сказок - в учебнике литературы, битв и смертей - в боевике. Нет бога грома, ветра и смерти, бог один, о чем говорят тысячи церквей. Всё не так в настоящем мире.

- Обычный, христианский бог? Он весь о любви к ближнему, милосердии и всем таком. Он уж точно против кровищи. И он поизвестнее Мораны.

Перевертыш морщится от звука её имени, но недолго, начиная привыкать. Он фыркает, подбрасывает в костер несколько веток и тянется к Ване, заглядывая в глаза. Голова его странно склоняется набок, как у мелкой любопытной птицы, и уши кажутся особенно растопыренными, когда он смотрит так.

- Христианский бог, а, - улыбается перевертыш, широко растягивая губы. - Он дал распять собственного сына. Три дня его сын умирал на кресте и вороны клевали его глаза. Своего единственного, любимого сына он принес в жертву во славу самому себе, и теперь церкви заполняют города, миллионы людей бьют поклоны у цветных картинок, поют и ставят свечи. Какая кровь может быть сильнее.

Ване хочется ударить его - иррационально, чтобы он отлетел подальше, чтобы не говорил этого и не тянулся всё ближе, чтобы не чувствовать его дыхания и не видеть, как языки пламени пляшут в его глазах. В горле у Вани сухо, он сглатывает, спрашивает, и голос сипит все равно.

- Намекаешь, он сильнейший именно поэтому?

- Намекаю, да.

К реальности ближе, чем кажется.