Иван - царский сын. Часть 1(СИ)

Голос его ровно такой же, как Ваня слышал, и то, что он стоит перед ним, совсем рядом, настоящий, кажется ему даже невероятнее, чем все магические штучки. С ним старик не ехидничает - он пошатывается, резко дергаясь в сторону, снова звенит цепью и смотрит прямо на Василису. Она встает ровнее под его взглядом, и не отступает, напротив - делает шаг навстречу. Старик теребит уши кота, закинув наверх руки, чешет шерсть, и глаза его странно меняются, светлея. На руках Василисы видением вспыхивают и тут же гаснут огненные перья, и она дергается, пытаясь их разглядеть. Не успевает, но этого достаточно для старика.

- Ах да, жар-птица. Славная маленькая птичка, - хихикает он, как мог бы хихикать дешевый извращенец. - Я видел парочку таких в этом столетии. Надо же, живая, на этот раз.

Гвидон не злится ни его тону, ни его ужимкам, ни одна мышца не дергается на его лице.

Живьем этот человек страшнее.

- Подходит или нет? - он спрашивает коротко.

- Подходит, отчего же нет.

Старик кивает и безразлично машет рукой - словно ответ очевиден и совсем не стоит беспокойства, не стоит того, чтобы тащиться почти неделю на поезде в эту всеми забытую степь, не стоит сотрясания воздуха и все их старания нелепы. Их всё-таки притащили, и старик может быть сумасшедшим или мудрее других. Его взгляд пьяно блуждает вокруг, под хихиканье, и вдруг останавливается на Ване - из безумного вмиг становясь цепким. Он знает - Морана разрешила ему прийти именно за этим.

- Покажи мне мальчишку.

Ваня вздрагивает - он уже слышал "мальчишка", произнесенное этим голосом.

Он никогда не считал себя трусом, но ему хочется убежать. Не сумасшедший старик пугает его, не тот, кого называют здесь Гвидоном и даже не Морана с её колдовством. В него вглядывается не старик - в него смотрит шкура кота своими пустыми глазницами. Страх сковывает его, туман становится вязким, как кисель, как зыбучий песок, не давая уйти, напротив - он, как и Вася, делает навстречу несколько шагов. Гвидон берет его за локоть жесткой хваткой, подводя ближе, и теперь Ваня не мог бы вырваться, даже пытаясь.

Ошейник впивается в обвисшую шею старика, но тот не замечает этого, и цепь звенит.

- Давно я не видел сыновей Кощея, - он тянется к Ване, вдыхая его запах, носом почти касаясь шеи. - Ох как давно.

Стремно; и Ване хочется отдернуться и немедленно продезинфицировать себя всего, целиком, от макушки до кончиков пальцев. Пальцы Гвидона сжимают его локоть сильнее, до боли, и Ваня в какой-то момент боится, что тот сейчас вместе с плечом вырвет его руку. Лицо его не меняется, и старик часто втягивает ноздрями Ванин запах, растягивая улыбку - до невероятных размеров, как пьет давно завязавший. Ему вторит кот, и Ваня слышит, как слышал ветер.

- Отдай цветок мальчишке, - старик говорит.

Гвидон резко дергает Ваню назад, отстраняя от старика, как будто одна близость может вдруг быть опасной. Ваня едва не падает, оступаясь, и Вася подхватывает его в последний момент. Раньше бы Ваня сказал, что ему не нужна помощь девчонки, но теперь встает, пытаясь тоже защитить её своим телом. Гвидон не двигается с места, он спокойно стоит перед стариком и смотрит на него, словно раздумывая над предложением. Словно он может согласиться.

- Что он несет, - шипит Морана, глядя на Гвидона. - Цветок мой.

Ясно, кто из них принимает решение, и Ваня последний, кто хочет встать между ними.

Старик мелко, каркающе хихикает, задыхаясь на вдохах. Глаза кота на его голове вспыхивают и гаснут.

---

Их с Васей оставляют в той же палатке, и перевертыш, выждав, собакой пробирается к ним - заполняя и без того небольшое пространство. Шерсть его влажная от тумана, лапы грязные от земли, и он крутится, устраиваясь между их ногами. Нелепо, зачем ему скрываться здесь, при Моране, его подарившей; и в этом должен быть некий смысл - смысл, еще не понятный Ване. Он не может думать еще и об этом, и слова старика гонгом бьются в его голове.

Он сын какого-то Кощея, братья - не его братья, и Ваня слишком долго игнорировал намеки перевертыша. Ему нужно еще больше усилий, чтобы игнорировать дальше, и он вспоминает отца - молчаливого и ворчливого, ни разу не обидевшего ни одного из них; вспоминает заботливую и суетливую тетю Люду и детство с братьями, с их нелепыми драками, Лешкиными девчонками и друзьями, Гришиными строгими отповедями, тетиными пирогами, тогда, когда отец умел улыбаться - вспоминает и не может поверить. Ничто из этого не может быть неправдой, и Ване особенно ярко, тоскливо хочется домой.

Василиса совсем не думает о Кощее, не понимает, еще далекая от волшебного безумства. Она обхватывает колени руками, сжимаясь - промерзшая в легком сарафане, и произносит:

- Если бы я действительно могла улететь...

Ваня видел её, сияющую, в костре в окружении ведьм, видел огненные всполохи перьев у её рук, но и он не может представить её летящей. Другого способа сбежать он не может придумать тоже. На помощь перевертыша рассчитывать не приходится - он и так прячется при любом удобном случае. Ваня вздыхает и ерошит жесткую серую шерсть.