Иван Тургенев и евреи

Добрый и дорогой Иван Сергеевич![605] Наше положение до того ужасно, что надо иметь камень на место сердца, чтобы оставаться равнодушным. Я глубоко убежден, что вы, как поэт, стоите выше всяких предрассудков, всяких партий, таки не знающих чего они хотят, – выше тех узких патриотов, которые проповедуют: любить только себя и своих, a всех других презирать. И оттого я пишу к вам, чтобы высказать то, что наболело у меня на душе. Тяжело становится, когда подумаешь, что те же люди, которые так недавно возмущались ужасами болгарских бедствий и с порывом великодушия жертвовали всем для освобождения болгар, для доставления им человеческих прав, что они же остаются теперь равнодушными зрителями всех ужасов, совершающихся у нас на юге. Я бы не хотел допустить мысли, что молчание или равнодушие есть в данном случае знак согласия. Но как же его иначе об яснить, и отчего допустить Европе упрекать, что русские хуже турок? Нам ответят, что «ненависть к евреям племенная и происходить от экономических условий, – ненависть, которую каждый всасывал с молоком матери». Но ведь и турки говорили, чуть ли не то же самое, и, однако, Европа не приняла этого за оправдание. Но мы теперь в таком ненормальном положении, что охотно обвиняем других в своих собственных ошибках и сами не замечаем, как стали нервны, раздражительны, хотим больше, чем можем; каждый стоит с краю и думает, что он то и защищает правду. Но вместе с тем истина истерзана и затоптана в грязь теми, кто ее защищает. Но главное – мы страдаем от сознания без знания. Мы хотим анализировать все под микроскопом, и оттого ни одной капли воды не можем проглотить, не видя в ней чудовищ – и кончаем тем, что тушим огонь маслом. Эти слова я писал три года тому назад, после поездки моей по России. К сожалению, с тех пор все значительно ухудшилось. А знаете ли, дорогой Иван Сергеевич, читая теперь описания путаницы, суматохи, недоразумения, слова «крамольники», «наускивания в Манифесте об избиении жидов» и т. д., мне невольно вспоминается один миленький эпизод из моего детства. Раз брат мой ночью, под тяжелым кошмаром, вдруг начал кричать: «Воры в доме!!! От крика все в доме проснулись и поднялась общая суматоха и гвалт. Сонный отец кричал: «Где вор»? Кто-то поймал кого-то: «Ой, меня бьют!» Мать узнает голос брата и кричит: «Кто тебя бьет?» Удары сыпятся градом со всех сторон. Услышали соседи, стали стучать в закрытые ставни. Суматохи стало еще больше. Думали, что воры врываются массами; наконец, один догадался и закричал: «Зажигайте огонь!» И сцена представилась крайне комичной: все, в ночных костюмах, крепко держали друг друга вместо мнимого, пойманного вора. В этой тревоге всем досталось порядком от своего ближнего же, a бедный брат мой пролежал потом шесть недель и насилу поправился. Мне кажется, что нечто в этом роде происходить у нас на юге России. Скажите, Бога ради, разве не одни только евреи пострадали и пострадают? Поймали вора – главного виновника всех бед, и кого же? Беднейший класс, евреев, a разве они-то и есть эксплуататоры? Ведь от эксплуатации богатеют, а не беднеют. Таким образом, пострадал опять тот же бедный, который нуждался и нуждается в помощи наравне с голодной ватагой, нападающей на него. Но где причина и ключ ко всему этому? Мне кажется, что он лежит гораздо глубже – и не у одних только евреев. Евреи всегда были барометром и вместе с тем временным громоотводом всякой народной грозы – их гоняли, обвиняли везде и во всем тогда только, когда народное благосостояние стояло низко, или падало, и наоборот. Подобных фактов в истории много, их и не перечислишь. Возьмем хоть то время, когда дикая орда слепых фанатиков шла во имя Христа против Христа, когда любовь к ближнему превратилась в меч, когда иезуиты жгли алхимиков и чародеев, и за малейший проблеск знания обвиняли в ереси. Это время мы вспоминаем теперь с содроганием, как время чувственное, необузданное, не знающее границ своих страстей. И вот, во всей этой средневековой истории проходить один постоянный аккомпанемент: это стоны еврейского народа. Но зачем углубляться в историю, факты у нас налицо. Немцы возгордились над французами после победы, думали, что стоять во главе не только штыков, но и науки, искусств и богатств. Но не прошло долгого времени, как они в этом жестоко разочаровались: насильственное богатство в пять миллиардов испарилось. Экономическое положение затруднилось, появилось неудовольствие в народе, путаница и раздробление парламента, и результат всего этого был тот, что низкие человеческие страсти выступили наружу. А кто виноват? Еврей. Точно он новый пришелец и не жил туг раньше, еще до войны, когда немцы действительно стремились к истинному идеалу любви и правды. За немцами пошли другие, страдающие разными недугами, и в том числе Россия. То же самое видим и наоборот: где все довольны, никто не обвиняет другого в своих неудачах (потому что их относительно мало), остальным там евреям живется мирно, наравне с согражданами, как мы это видим во Франции, Англии, Америке и у других. Когда французскому художнику, дедушке Коро, сообщили, что дерутся на баррикадах, он пренаивно, но метко заметил: «должно быть не хорошо живется?» Но кого можно теперь убедить в этом, когда народные страсти забушевали, когда часть интеллигенции или одобряет, или сердится на явления, не видя причины, когда известная часть печати превратилась в аферу, разжигает страсти, когда нужно их тушить. A человеку простому легче катиться с горы, чем карабкаться на нее. Таких людей легче испортить, чем исправить. Но какое дело до этого русскому Яго: он прав по-своему, когда драпируется в патриотическую тогу и всеми чистыми и нечистыми средствами агитирует против ненавистного ему жида. Сотни раз он обвинял евреев в разных нелепостях, и всегда успешно; сотни раз его опровергали. «Евреи высасывают кровь из народа», агитирует он, «евреи-шинкари процентщики». Но разве народу живется легче там, где еврея нет, и разве там пьют меньше? Кто проценты не берет? отвечали ему: берут банки и государства. Если еврейские проценты невыгодны, то пускай открывают мелкий кредит для бедных. Далее: «Евреи опасные конкуренты для русской торговли» – тем же лучше для покупателей, от этого все становится дешевле, а не дороже. «Еврей избегает воинской повинности, обходить законы, дает подкуп и представляет опасную кооперацию», «государство в государстве». – Но кого защищать? Отечество, которого за ним не признают? Дайте им гражданство, и не будет надобности обходить закон; наконец, будто одни евреи только и дают взятки! Да и отчего начальство берет? Ведь оно-то и должно подавать народу пример правды и справедливости. Поднимите уровень образования, дайте чиновникам возможность жить лучше, и тогда зла будет относительно меньше, как мы видим это в мировых учреждениях. Отнимите карантинные цепи от их «оседлости», и тогда не будет тесноты, отчаянной конкуренции и ненависти друг к другу, доводящей до столь зверских поступков.

В заключение: евреев упрекают, отчего они не искореняют своих недостатков? И отчего же не дают им развивать свои способности: тогда недостатки сами собою исчезнуть. Но тут-то и есть камень преткновения. Видите ли, боятся: «жид идет», боятся те, которые сами хотят быть великими хоть среди малых; они-то ужасаются, что еврей может их испортить еще больше, точно еврей не может требовать своих человеческих прав, точно он не исполняет разных государственных повинностей и точно не проливал кровь свою на Балканах. Разве интеллигентный еврей не стремится к объединению с русскими? Разве он не трудится на пользу общества? Разве он не чувствителен ко всяким обидам? «Когда вы нас щекочете, разве мы не смеемся? Когда вы нас отравляете, разве мы не умираем? Когда вы нас оскорбляете, разве мы не отомщаем?» (Монолог Шейлока). Но будьте христианами, любите правду, будьте великодушны к своим и к чужим бедам. Мы все страдаем общим недугом и нам всем нужно одинаковое радикальное излечение.