Иван Украинский

Спустя некоторое время площадь огласил сигнал горна. Начиналось второе отделение состязаний — рубка лозы. Линейные расставили зеленые прутья в форме шахматнодиагонального коридора общей длиной сто саженей. В центре находилась трибуна, с которой хорошо обозревался ход состязаний. Требовалось на полном карьере в считанные мгновения срубить каждую из лозинок, правильно держаться в седле, четко управлять конем. Участники состязания продемонстрировали отличную сноровку. Все они успешно справились с заданием. Линейные упарились, без конца меняя прутья. Судейская коллегия даже затруднилась определить, кому же отдать лавры первенства. А потому атаман принял решение: деньги, выделенные на приобретение памятных подарков для призеров за рубку лозы, повернуть на покупку горилки и угостить ею всех участников состязания.

— Пусть хлопцы погуляют единым коштом, — так была объявлена его воля.

Иван в застолье не принимал участия. Ему и за скачки никакого приза не досталось. Своенравный и спесивый атаман заявил его хозяину Дейкину:

— Хватит с него и той милости, что я позволил из уважения к тебе показать публике твою добрую коняку. У него не может быть иного места, кроме босяцкого.

Украинский предвидел такой исход, потому нисколько не удивился. Ему всего дороже было уважение сотен людей, горячо аплодировавших батраку по окончании скачек, и сознание того, что он — не последний человек в станице, слава богу не лыком шит, не какой-нибудь неумеха.

Украинские жили теперь в Хохлятчине — на окраине Тихорецкой, там, где построили свою хатку и их молодые — Надежда и Василий Букины. У отца с матерью и двух братьев теперь тоже имелась своя хатенка, ее они купили у одного из обедневших казаков, выехавшего из станицы. Жилье это было неказистое, но его привели в порядок, подремонтировали, побелили, положили новую камышовую крышу. Участочек небольшой при хате имелся, что на будущее создавало облегчение с овощами, фруктами. Близость к Букиным тоже много значила. Родственники частенько собирались вместе, говорили о всякой всячине. Природа наделила Украинских прекрасными голосами, запоют бывало они песню — и рвется она аж до самого неба, дружная и согласная.

Предпочтение отдавалось русским и украинским народным песням: «Когда я на почте служил ямщиком», «Священный Байкал», «Реве та стогне Днипр широкий», «Су- сидко», «Мисяцу ясный», «Ой, хмелю, мий хмелю». Большой мастерицей петь слыла Надя Букина. Она-то и вела в семейном хоре самые высокие партии.

— Тебе бы, сестра, на сцене выступать, — сказал ей как-то Иван — старший. — Да только туда нет батрачкам дороги.

Любили в семье стихи великого украинского поэта Тараса Шевченко. Объемистый томик его стихов в крепком, затертом переплете по просьбе домашних обычно брал в руки старший брат, открывал его уже на известной странице и начинал чтение своим звучным и сильным голосом с «Катерины», «Думок», «Гайдамаков» и заканчивал «Заповитом»:

Як умру, то поховайте

Мене на могилi

Серед степу широкого

На Вкраiнi Милiй.

………………………………………….

Поховайте та вставайте

Кайдани порвiте

I вражою злою кровiю

Волю окропiе.

Внимательно вслушиваясь в шевченковские слова, глава семьи Митрофан Украинский нередко произносил:

— Добрые вирши сочинял Тарас, дуже добрые.

Вокруг некоторых мыслей автора возникала полемика, иногда даже высказывалось несогласие, делались свои выводы.

— Наш кобзарь не жалует москалей в своей «Катерине», — сказал однажды чтец. — Согласна, Надя?

— И то, — отвечала сестра. — Только Шевченко говорил про богатого москаля, что надурил Катерину.

Она обернулась в сторону своего мужа Василия Букина и продолжала, указывая на него рукой:

— А не про такого русака, как мой.

Довольная своим находчивым ответом, Надя сама подступала к брату со своим вопросом:

— А ты, хохол, свою москальку Агашу разве бросать собираешься?

Иван Украинский, отложив томик Шевченко на белую столешницу, улыбчиво глядя в глаза сестры, укоризненно отвечал:

— Подловила. Мы квиты, сестра. А ты, однако, язвочка… Агашу не смущай.

Сама обстановка заставляла Ивана все глубже проникать в социальные явления, определять настоящую цену всему окружающему — и власть предержащим, и церковным ипостасям. Он не только не избегал встреч с людьми, так или иначе неугодных существующему режиму, но, напротив, жаждал их, так как уже неоднократно убеждался, что противники царского строя — и есть подлинный цвет народа, его будущее. Батрак еще слабо разбирался в политических течениях и однако же склонялся к самому радикальному — социал — демократическому.

Осенью, когда в простенькой хатке Украинских заколыхалась люлька с маленькой Марийкой, Иван отправился вместе с Василием Букиным на мельницу Семена Мясоеда. На заработанные за лето батрацкие гроши они купили несколько мешков пшеницы — «кубанки» и теперь решили перемолоть зерно на муку, обеспечив разросшуюся семью хлебом на всю зиму. Подводу Иван выпросил у Дейкина, а с погрузкой — разгрузкой им вдвоем с Василием справиться не составляло труда.