Иван V: Цари… царевичи… царевны…

Бледный Артамон Матвеев пытался их утихомирить, кричал в толпу, что середь них нет изменников и душегубов, но стрельцы стояли на своем.

— Вы всегда были надежею великих государей, обороняли их от истинных врагов! — кричал в толпу Матвеев. — Угомонитесь же, вот перед вами благоверные государи Петр и Иоанн, царица Наталья Кирилловна, святейший патриарх Иоаким. Внемлите нам!

— Молчи, старый хрыч! — закричал кто-то из толпы. — Ты первый изменник!

— Побойтесь Бога, — отвечал белый как полотно Матвеев. — Я всегда стоял за вас, всегда защищал вас.

— Не слушайте его, — вполголоса произнес главный стрелецкий начальник князь Иван Хованский. Он тоже участвовал в заговоре, но старался не обнаруживать это слишком явно.

Крики и шум нарастали. Стрельцы потрясали копьями и бердышами и вопили:

— Изведем изменников, подавайте их нам! Не дадим спуску нарышкинскому роду! Пошто Иван Нарышкин надевал на себя царскую корону и все регалии! Смерть ему!

— Смерть, смерть, смерть!

— На копья их.

— Довольно с нас ига!

Князь Михаила Юрьевич Долгоруков вышел из себя и закричал на толпу:

— Пошли прочь, холопы! Знайте свое место! Вы кому грозите? Благоверным боярам при государях и государынях, при святейшем патриархе. Заводчиков — на дыбу!

— Тебя на дыбу! — раздался яростный крик, и в то же мгновенье толпа ринулась на Красное крыльцо и сбросила князя Михайлу на копья.

Вид крови ввергнул толпу в безумие. Стрельцы стали хватать замешкавшихся бояр, сбрасывать их с крыльца. Их ждала мгновенная гибель.

Растерзанные тела топтали ногами, кровь залила каменные плиты, ею были орошены кафтаны стрельцов. Упоенные своею властью, они бесчинствовали в Кремле. Ворвались в Грановитую палату, искали Нарышкиных. Более всего добивались они Ивана, брата царицы. Но он скрылся, и как они ни рыскали по всем углам и закоулкам, не могли его сыскать.

Не встречая сопротивленья, налившись водкою, стрельцы и вовсе озверели. Убиенных изрубили на части, ровно скотину. Рыча и матерясь, носились они из конца в конец Кремля в поисках новых жертв. Жажда убийства, жажда крови опьянила их более водки. Они рубили и кололи всех встречных, безвинных и моливших о пощаде.

Пощады не было никому.

Десятилетний отрок Петр, вцепившись в руку матери и брата Ивана, расширенными глазами глядел на это побоище. Оно запечатлелось не только зрением, но и сердцем, запечатлелось навеки. Мать-царица торопливо увела его и Ивана, вслед за патриархом и архиереями, в безмолвном ужасе, как в столбняке, глядевших на страшные картины кровавого побоища, и даже царевну Софью обуял страх. Она было попыталась умерить ярость убийц, но слабо, а потому и безуспешно.

Пригрозив зачинщикам карами, она удалилась во дворец вслед за ненавистной мачехой.

Со стороны казалось, что стрельцы обезумели. Ни запретов, ни препон для них уже не существовало. Они врывались в Теремной дворец, в покои царевен с копьями наперевес, заглядывали в опочивальни, под постели, срывали завесы и балдахины, не спрятался ли кто-нибудь за ними. Дворцовая стража попряталась, а то и вовсе сбежала.

Побоище закончилось далеко за полночь. Но напрасно было думать, что озверевшие стрельцы угомонились. Ни свет ни заря они бесчинствующей толпой снова явились в Кремль. Во главе их шествовал князь Иван Хованский, главный предводитель, дружка Ивана Милославского. Иван, как мог, наставлял князя. И Хованский не только все уразумел, но и стая пока еще смутно, но смекать, что из разразившейся смуты он и сын его могут получить немалую пользу. Неужто его высокое происхождение не будет вознаграждено? Ведь род князей Хованских ведется от самого Гедимина и Рюрика, сам Иван Грозный, ненавидевший боярство, не посягнул на Гедиминовичей и Рюриковичей. У него есть права!.. Не беда, что некогда во главе войска проигрывал все битвы, будучи бездарен, а славен лишь пустой похвальбою, во какой причине получил прозвище Тараруй, то бишь пустобрех. Это все забылось за давностью, а теперь он любимец стрельцов, которые кличут его отцом, а он их — мои дети.

Теперь была его власть! Ох и понатешится он! И сына своего двинет в бояре. Отчего нет? Чем он хуже Ивана Нарышкина, ведь в тех же годах. Пока же надобно добраться до этого самого Ивана. Скрывает, скрывает его, братца своего любимого, царица Наталья. А не прогнать ли ее саму из дворца да не заточить ли в монастырь? Старый Иван Хованский помнил, что царевне Софье, вошедшей ныне в силу, это бы потрафило. И он неожиданно воззвал:

— Дети! А не прогнать ли царицу Наталью из дворца!

— Любо, любо! — прокричали в ответ из толпы.

Но патриарх стал поперек:

— Обезумели! На кого руку подымаете? На царицу, любимую супругу покойного государя, на мать царя Петра!

Князь Хованский смешался. Рано, видно, выскочил, неладно, покамест надо отступить.

— Ищите Ивана Нарышкина, — распорядился он. — Изменник непременно где-то укрывается. Пусть его сестрица-царица нам его выдаст головою. Иначе учиним разгром.

— Ивана, Ивана! — ревела толпа. — Подавай нам Ивана! Перебьем всех бояр, коли не выдадите его.