Иван, запахни душу

Отец учился в Париже. Тогда многие поляки учились в Париже. Это было легко в довоенные времена. После учебы он вернулся в свой город. Родился он в 1907 году. Поэтому в 1940-м году ему было 33 года. Как раз в самом расцвете. Он уже получил образование. Но нагрянула война. И он оказался в Алма-Ате, где и создал свою первую семью. И плодом этой семьи явился я.

Итак, я родился, а мой отец уехал в Польшу.

Месяца через 3, где-то в июле 1946 г., мама собрала деньги и поехала в Варшаву показать отцу меня. Видимо, отец сообщил адрес из Варшавы. И она долго добиралась, недели две до Варшавы. Столько же она и прожила в Варшаве.

Он собрал ей денег на обратную дорогу, много подарков, конфет, зная, что у нее в доме еще 5 детей от первого брака. Предлагал ей остаться, однако она не захотела. Настоящая русская женщина, патриотка. Но главное - пятеро детей в Алма-Ате ждали ее, она не могла их бросить. И ее братья, сестры, вся их семья Макаровых, Сергучевых, весь род их, чисто русские люди. Она звала отца вернуться с ней в Россию. Он колебался. Но в советском посольстве в Варшаве ей сказали, что ее пустят обратно в Советский Союз, а его нет. Таковы были установки в те времена.

Ну, и отец делился с матерью своими планами на будущее, что если ему не удастся вернуться в Алма-Ату, то в разрушенной Варшаве он не останется.

Это уже был для него чужой город. Ибо его родной город немцы сожгли, всех родственников расстреляли.

А тогда было паломничество в Америку. Многие евреи хотели себя обезопасить и во время войны уезжали в Америку. И после войны продолжалась эмиграция евреев в Америку. И он собирался тоже в Америку. Вроде бы и его старший брат Арон туда же уезжал и звал его с собой. И отец сказал матери, что вроде бы очередной пароход, на котором он собирался ехать в Америку, должен был в конце сентября 1946 г. отплыть из Польши в США.

Мать вернулась в Россию.

И в день возвращения ее (в Москве она делала пересадку) как раз хоронили Калинина. Это был, видимо, август 1946-го года.

Мама остановилась в доме у знакомых около Казанского вокзала, где сейчас Центральный Дом культуры железнодорожников. И потом возвращалась из Москвы в Алма-Ату.

Она запомнила случай, о чем мне позже рассказала, как по дороге на меня напали вши. Я весь мучился, завшивел. Лекарств не было. Она прямо рукой снимала вшей с моего младенческого тела трех-четырех месяцев от роду.

В Алма-Ате оставались ее пятеро детей. Двоих, старших моих братьев, Юру и Сашу, забрали в суворовские училища. Затем они закончили военные училища. И оттрубили полностью 25 лет в Советской армии. Двух сестер, Надю и Любу, забрала сестра первого мужа мамы (они проживали в Ульяновске).

И в конце 1946-го года мама осталась со старшей дочерью Верой (ей было 10 лет в тот момент) и со мной, полугодовалым ребенком.

Три года мама не работала. В 1949-м году пошла работать, поскольку не на что было жить. Пока не работала, продавала вещи. Все, что можно, продала. Пустила жильцов в трехкомнатную квартиру, сама осталась одна в средней комнате, а большую и маленькую сдала. В большую переехала старшая сестра, тетя Валя.

Но об этом я уже подробно рассказал в своей первой книге «Последний бросок на юг». И не об этом хочу тебе, Ваня, рассказать. Это как бы моя биография. Но я хочу показать причины, почему я глубже и тоньше понял историю нашей Родины и историю всех международных отношений…

Недавно попалась на глаза газета «Время новостей», рубрика «Скандал» под названием «Еврейский ученый против «Индустрии холокоста». Оказывается, профессор Колумбийского университета Норман Финкельштейн написал книгу «Индустрия холокоста».

В этой книге профессор, чьи родители были узниками Варшавского гетто, - почему, собственно, меня и заинтриговала эта заметка в газете, по линии отца многие мои родственники были узниками именно этого гетто, - обвинил Израиль и американско-еврейскую диаспору в стремлении использовать массовые истребления евреев в гитлеровской Германии в политических и финансовых целях.

По мнению профессора разговоры о холокосте возникли только в 1967 году, после шестидневной войны Израиля с арабами - Египтом и Сирией. С этого момента и началось развитие «индустрии холокоста».

«Иногда мне кажется, что было бы лучше, если бы американское еврейство так никогда и не «открыло» для себя историю нацистских преступлений по отношению к их европейским соотечественникам, - пишет Финкельштейн, - холокост стал незаменимым идеологическим оружием, благодаря которому одна из самых грозных сверхдержав мира объявила себя «государством-жертвой». «Жертвенность, возведенная в политику, принесла значительные дивиденды, - считает Финкельштейн, - в частности, оградила ее творцов от справедливой критики».

Как считает профессор, главными закоперщиками в создании «индустрии холокоста» стали американские евреи Симон Визенталь и Эли Визель.

Например, Визель за каждую лекцию по данной теме брал по 25 тысяч долларов. Созданный им Музей холокоста профессор назвал «помесью Дахау с Диснейлендом».