Иван Змеевич и Краса Ненаглядная

Может, сын этот Прошенькин? Ведь о нём она тосковала столько лет, его поцелуи снились постылыми ночами. И стала забывать уже Заряна, каков он был, её милый. Пока не постучал в окно нежданный гость, лица которого она так и не рассмотрела. Точно в тумане она открывала ставню, впускала запретного любовника, покорялась его воле, обвивала руками шею, прижималась станом, обретшим молодую гибкость, целовала в уста, шептала давно забытые слова. И не смутили её ни всполохи пламени в горнице, ни запах углей погасшего костра, что принёс с собой Огненный Змей. Да и кто она была такая, чтобы противиться судьбе? И муж не зря уехал, и бусы на тропинке в саду не зря, и… теперь вот родился Ваня.

Царица встала с кровати, подошла к двери и отворила ее. Из коридора пахнуло холодком. Девка, спавшая на сундуке, дёрнула пяткой и почесала нос, не просыпаясь. Царица медленно прошла в спаленку Вани и подошла к люльке. Даже за ночь её сынок вырос, люлька ему была маловата. Заряна взяла его на руки и прижала к себе. Теплое детское тельце, пахнущее молоком, мёдом, луговыми травами, добрыми снами и беззаботным завтрашним днём. Не глядя на уснувшую няньку Чернаву, забрала царица ребёночка в свою спальню, уложила на перину и рядом легла. Сразу Ваня подкатился на бочок, кулачок ей на грудь положил. Улыбнулась Заряна и уснула до утра, пока всполошившаяся нянька не прибежала сообщить о коварной покраже младенчика.

Глава 17

Крик петуха, похожий на трель пастушьей сопелки, выточенной из коровьего рога, разбудил Ваню на рассвете, и он долго не мог вспомнить, где и когда слышал такую деревенскую музыку. А когда вспомнил Кудесную поляну, на которой он с Властой прыгал через костёр, а потом потерял Красю и опозорился на всю будущую жизнь, помрачнел и спрыгнул с лежанки. «Нет, Крася, я тебя не достоин. Не рассмотрел красоту твою милую, верность тихую и кротость. Быть мне женатым на дочке бабки Яги, а иначе не спасти мне тебя, моя зазнобушка. Ведь не даст бабка носатая летучего корабля!»

— Ах ты ж, охальник, — закричала бабка Яга на петуха, — разкричалси, разоралси, молодца разбудил. В лапшу я тебя, окаянный.

— Некогда лапшой разговляться, — сурово прервал её Ваня, — неси мой кафтан, сапоги. Веди к кораблю летучему. Согласен я на твоей дочери жениться.

— Вот и молодец, вот и славненько, — залопотала старушка, показывая кривой желтый зуб, — но помни, что слово царское нерушимое. Кто клятву преступит, для того вмиг кара наступит. Уж не сумлевайся. Путь наш теперь к поганому болоту.

Без завтрака, хлебнув остывшего чаю с надкушенным и зачерствевшим пирожком, Ваня верхом на сером скакуне понизу, а Бабка Яга в ступе с метлой поверху двинулись вглубь леса. Волчище бежал резво, и царевич удивлялся своей готовности покориться судьбе. И пусть снова не он сам решал, как нужно поступить, но сыновний долг и богатырский долг надо выполнить! Пусть обещанная жена лицом не краше бородавчатой жабы, он на ней женится, а Крася… Всё рано или поздно поймёт.

Летучий корабль Ваня увидел застрявшим среди двух осин. Как он только держался и до сих пор не рухнул на землю, было не вполне ясно. Струг был изготовлен неизвестными мастерами на славу. Не более десяти аршин в длину и не более четырех в ширину, он походил на огромную птицу, которая села отдохнуть на ветку. Паруса, выкрашенные желтой и зеленой краской, мощные весла были предназначены для долгого водного путешествия, полного тайн и приключений. Ничто не говорило о том, что струг может лететь по воздуху, точно плыть по воду.

— Как же я сниму его с такой-то вышины? — изумленно спросил Ваня.