Иванна (СИ)

  Боташ водил пустой рукой, пытался вытянуть другую овцу из лаза, обругал погонщика, не выдоенные овцы рассыпались по загону, в страхе теряли молоко, а он не любил прорехи в выгоде. Хозяин овчарни освирепел исступлённо, вмиг поднялся, сурово пошёл на вооружённого старика, показывал выраженную силу, сразу пожалел, что заряженная винтовка не скрыта в шалаше.

  Старик перезарядил ружьё, вставил меченые патроны. Боташ приближается, бранится, сквернословит, и собаки лают напротив. Иоким Пресный матерится не меньше. Выстрелил в дерзость давно ненавистного человека, свалил на землю, и успокоился, - смерть дело кроткое. Второй курок нажал, застрелил рвущегося пса. Ружьё дымит сладким порохом, вставил новые патроны. Перешагнул оба дёргающихся трупа, пошёл искать-выслеживать распутницу-невестку. Обшарил всю кошару, среди овец её высматривал, - не нашёл нигде; может никогда и не было. Подумал: правильно, что успел прикончить тонкорунного самца, пухлую шерсть не расшибить без волчьей дроби, давно в него целился. Её тоже придётся истребить, безостановочно ненужных убирать надо. Сел в двуколку, поехал обратно, в пустоту наступившего дня врезался.

  Радость утра - горем наполнилась. Пастухи сняли фуражки, смотрели на мёртвых, - лучшую овчарку потеряли. Вслед убегавшей двуколки неопределённо, оторвано поглядывали. Иванна спустилась с пригорка из верхних виноградников, тут же стала выть над убитым избранником, его мёртвое лицо всё ещё жило украденной любовью. Пастухи тоже шмыгали носом, тени на холме морщились, иступлено смотрели на оголенные женские ноги и думали: хорошо, что сумела спрятаться, сообразила убежать в виноградники, а то и её бы прикончил старик. Собаки зарыли морды в пыли, расстроенное утро шевелило им холки, слюны капали из зубов. Ветер задрал лёгкое платье, сатин обнял мертвеца. Горюющие за овчаркой пастухи гадали, где легче закопать дохлую. Снова посмотрели на дорогу, пропала двуколка. Только суслики в бодяках свистят. - Край!.. Всё! - решили окрепшие сознанием мужчины, унылость свою не хотели тратить даром. - Теперь она насовсем нашей будет, окончательно нам принадлежать должна. Заложили мизинцы по углам губ и свистнули громко. Оглушили всю кошару.