Иванов катер. Капля за каплей. Не стреляйте белых лебедей. Летят мои кони…

- Надо бежать. Бежать…

Тайка захлебывается то ли словами, то ли слезами. А я вспоминаю. Не только Семена Ивановича, но и встречу с патрулем, и черную дыру винтовки, что целилась мне в грудь.

Кажется, хрустнула ветка?… Кажется, шаги?…

Мне некогда вслушиваться. Хватаю Тайку за руку, и мы бежим. Шумно, напрямик, ничего не соображая. И скатываемся в ложбинку. И замираем, судорожно обняв друг друга.

Тишина.

- Бежать, бежать, - настойчиво шепчет Тайка. - Они убьют нас, убьют. И сбросят в эту могилу, на мертвяков…

Да, бежать. Сейчас же, немедленно. Мы молодые, быстрые, мы успеем, нас не найдут…

- К станции. На поезд…

Да, да. На поезд. Как тогда, от мамы…

А как же Елена Алексеевна? Зина? Ведь они спасли мне жизнь. Что будет с Семеном Ивановичем и Хавкой? Что будет?… Их всех расстреляют, как только узнают, что мы сбежали. Подведут к этой яме и…

И я их предам, как мой отец предал конников Махно в Крыму. Может, у него не было выхода, но у меня он есть. Время. Ведь пока тихо, ведь пока ночь, ведь пока никто еще ничего не знает. И все успеют уйти. Если мы успеем их предупредить.

- Надо к нашим, Тайка.

- Надо бежать.

- Я не могу. Они спасли меня…

- Надо спасаться самим!

- Надо. Беги на станцию, а я - к нашим. Предупрежу и сразу же - к тебе. Я быстро.

- Да, да, - Тайкин тон вдруг меняется. - Успокойся, успокойся.

Она бурно целует меня, прижимаясь все теснее, все гибче, все жарче. Я уже не могу отстранить ее, мы барахтаемся в песчаной ложбинке, и жадные поцелуи Тайки заглушают все мои доводы.

- Потом, потом, все - потом. Мы же жених и невеста…

Она ли это шепчет, или то стучит мое сердце? Ее руки расстегивают мою рубашку - ту самую, которую Зина сшила для меня. Ее руки скользят по моему телу, творя волшебство. Я уже ни о чем не думаю, я ничего не боюсь и никуда не спешу. Я… Я - уже не я.

- Ну?… Ну?… Иди же ко мне, иди…

Я куда-то стремлюсь, я тычусь как щенок, я спешу, я ищу впервые в жизни, я… И вонзаюсь в нее.

- Тайка…

- Молчи. Я - твоя. Твоя, понимаешь?… Это восторг страдания. Великий восторг и великие страдания. Наслаждение до боли, до исступления…

- Тайка, Тайка…

- Молчи, молчи. Ты - мой, мой. Ты будешь слушаться меня. У нас будет ребенок. Мы должны спасти его. Себя и его.

- Тайка!…

Мгновение бесконечности. И вечность счастья. Я сильный, могучий, взрослый. Я лежу рядом с женщиной. Со своей женщиной. Единственной во всем мире…

- Тайка…

- Отдохни. Чуть-чуть. И бежим. Ты должен спасти меня. Ведь теперь у нас будет мальчик.

- Мальчик?…

- Да, да. Ты всю жизнь копил силы, и, значит, будет мальчик.

Всю жизнь. Целых шестнадцать лет.

- Может быть, я успею предупредить?

- Уже не успеешь, уже светает. Уже вышли патрули. Ты отвечаешь теперь за нас. Ведь ты стал мужчиной.

Торопливо приводим себя в порядок. Я не могу сейчас спорить: нежность переполняет меня. Но я уже могу думать. И я знаю, что сделаю: я выведу Тайку к станции, спрячу ее и доберусь до наших.

- Тихо, - шепчет Тайка. - Я знаю дорогу.

Она первой выбирается из ложбинки. Из нашей брачной постели. Крадемся сквозь синеватый лес…

С оглушительным треском ломается сухая жердина… Замираем. Кто на нее наступил?

Опять треск. Не мы!…

- Стой!…

- Кому кричишь?

- Да вроде…

- Нет тут никого. Одни жмурики.

Тяжелые шаги надвигаются на нас. Все ближе. Я сжимаю взмокшую руку Тайки. И - в самое ухо:

- Бежим. В разные стороны. Встретимся на станции.

- Боюсь…

- Беги!…

Я толкаю ее вперед. Качнувшись, она бежит, беззвучно скользя в кустах. Только шорох ветвей. И голос. Почти рядом:

- В кустах вроде кто-то…

- Зверь. Пальни для страху.

Гремит выстрел. Как обвал.

Я срываюсь с места. В отличие от Тайки я бегу напрямик, не выбирая дороги, шумно проламываясь сквози сосняк. Я верю, что уйду, я теперь счастливый и сильный, я уведу их от Тайки.

- Вон он!…

Выстрел. Не слышу пули, но знаю, что бьют в меня. Кручусь среди сосенок, меняю направление.

Еще выстрел.

Взбегаю на какой-то пригорок, внизу - яма. Огромная, смердящая кровью и тленом. Только бы не свалиться…

Удар в спину. Страшный, невероятной силы удар, ломающий все. И, уже падая с насыпи вниз, в могилу, слышу выстрел. Последний. И меркнет свет.

Но прихожу в себя быстро. Чувствую, что лежу лицом вниз на чем-то холодном, но податливом, человеческом. Или на том, что было когда-то человеческим. Боли не ощущаю, но от ужаса, что лежу на трупах, хочу вскочить… И тут же острая боль пронзает меня. Темнеет в глазах, я почти теряю сознание…

Поверху топот. И голоса. Те же:

- Двое их было. Двое!…

- Да один. Здесь где-то он. По откосу бежал…

Значит, Тайка ушла. Ушла моя Тайка с моим ребенком. Ушла…

И снова - тьма и тишина.

3

Прихожу в себя, когда почти светло. Солнца еще нет, в яме глухо, смрадно и сумрачно, но небо голубое. Такое голубое… А я - на мертвецах, чуть присыпанных песком. Сразу все вспоминаю, снова ужас охватывает меня, я пытаюсь вскочить, и опять невыносимая боль…

Но сознание я удерживаю. И понимаю, что ниже пояса я недвижим. Я могу поднять голову, могу опереться на руки, я чувствую ледяной холод грудью и… И это все. Все, что я могу. И я волоку свое тело по трупам, превозмогая боль. Куда-то. Пока могу.