«Ивановский миф» и литература

Но, кажется, это крайний отлет мифического маятника о родине Первого Совета. Чаще пишут об омертвелости ивановских идеологических мифологем, превращении их в постмодернистский концепт. Причем, некоторые авторы считают, что на этом современное Иваново может нажить неплохой капитал. М. Тимофеев в статье «Самый советский город»[341] предлагает проект превращения Иванова в новорусскую, постсоветскую Мекку. Для этого, считает М. Тимофеев, многого не требуется. Разве что поработать над ивановскими названиями, усилив в них советский дискурс. «Названия улиц и площадей, — пишет Тимофеев, — должны подчеркивать уникальность мифопоэтической ауры Иванова. Площадь Пушкина должна быть площадью Маяковского! Всем, я думаю, ясно, что этой акцией невозможно „сбросить Пушкина с корабля современности“. Как сбросить „наше все“? А имя „агитатора“, „главаря“ органически впишется в знаковую среду Самого Советского Города. Проспект Текстильщиков можно оставить, хотя проспект Красных Ткачей звучит лучше. Название проспекта Строителей кажется незавершенным — полностью должно звучать так: Строителей Коммунизма. Ведущую на Меланжевый комбинат через Соцгородок улицу Смирнова, несомненно, нужно переименовать в Улицу Первых Пятилеток. Вокзальной площади быть площадью Пролетарской Диктатуры! И непременно восстановить венчавшую не столь давно надпись „Иваново — Родина первого Совета“ на крыше дома по улице Карла Маркса».

Две статьи современному Иванову посвятил Александр Агеев (1956–2008), в прошлом ивановский житель, окончивший Ивановский госуниверситет и работавший в нем до 1992 года. Далее жил в Москве, был ведущим критиком журнала «Знамя». Именно в его статьях сделана попытка, выделив основные узлы «ивановского мифа», показать закономерность нынешнего тупикового положения Иванова.

А начались его несчастья, по мысли А. Агеева, «сразу после того, как в 1932 году городские власти (разумеется, по „многочисленным просьбам трудящихся“) сократили исконное название города — Иваново-Вознесенск. Совершился как бы символический акт кастрации и даже смены пола. Ведь Иваново-Вознесенск был „он“, город; Иваново же — сколько ни говори „город Иваново“ — все равно „оно“, то бишь село, большая деревня с церковью. Впрочем, норма так и не выработалась: имя города то склоняют, то не склоняют. Одно я знаю: про Иваново-Вознесенск никто и никогда не говорил — „город невест“. Эта кличка намертво приклеилась к кастрированному Иваново(у?)»[342].

Отталкиваясь от «магии имени», автор статьи «Город второй категории снабжения» говорит о предопределенности такой ивановской беды, как репрессия города в середине тридцатых годов, от которой он так и не смог оправиться. «Реабилитированных у нас тогда (имеется в виду вторая половина XX века) не очень-то жаловали, однако под „славное революционное прошлое“ областному начальству иногда удавалось кое-что выпросить у Центра.

Этим „кое-что“ были, разумеется, новые заводы и фабрики — в городе и области. Для ивановской деревни, и без того малолюдной, это была сущая катастрофа. Область пустела, город разбухал. Однако под новые фабрики и заводы можно было попросить денег на строительство жилья — так в Иванове появились свои „Черемушки“. То есть кварталы унылых пятиэтажных „хрущоб“. Пятиэтажки, кстати, строили в Иванове до самого последнего времени.

Но с подлинным размахом и увлечением строили в Иванове совсем другое — памятники… До сих пор загадка: откуда у небогатого города, не имевшего возможности купить лишний автобус, брались деньги на все эти помпезные (и до единого — бездарные) сооружения?»[343].

В годы «перестройки» случилось, следуя логике автора статьи «Город второй категории снабжения», то, что и должно было случиться. Слезла идеологическая «позолота», и город предстал во всей своей неприглядности: стоят фабрики, полупустые улицы, по которым бродят безработные озлобленные люди. И даже собаки в Иванове, по наблюдению А. Агеева, по сравнению с Москвой какие-то другие. Вымирающие собаки.

В другой своей статье «Город на третьем пути: Анти"народная" статья» А. Агеев, продолжая «ивановскую тему», заостряет внимание на пассивности «простых» ивановских людей, смирившихся со своей жалкой участью. Особенно возмущают автора те ивановцы, которые не желают уезжать из своего города и на его «убойный» аргумент: «О детях подумайте!» — отвечают: «А что, у нас прекрасный город, без вашей суеты и наркотиков, и дети проживут честную, достойную жизнь!»

Здесь-то и дает волю своему гражданскому гневу вчерашний ивановец, сумевший вовремя выбраться из «чертова болота»: «Такие вот разговоры — самое печальное, что осталось у меня в памяти об Иванове. Они заставляли думать, что семьдесят лет советской власти действительно повредили что-то важное в генетическом „коде“ нации — не инстинкт ли самосохранения, который когда-то гнал наших робких, неграмотных, но упрямых предков „туда, не знаю куда“? От чего же успели устать и внутренне разрешили себе незаслуженный отдых эти сравнительно молодые, здоровые и даровитые люди, с которыми я говорил?