Все это превосходно доказано, например, при исследовании «петербургского», «московского», «пермского» текстов (работы Н. П. Анциферова, В. Н. Топорова, В. В. Абашева), но в принципе какой-то особой избранности, ограниченности в изучении локусных мифов, локального текста быть не может. А потому вполне возможно и наличие так называемого «ивановского мифа».
«Ивановский миф», как и любой миф, создается усилиями коллективного большинства. Мифом становятся вещи и явления, анекдоты, домашняя переписка, вскользь брошенная реплика (вспомним знаменитое: «Петербургу быть пусту»). Вроде бы, все это вещи случайные. Но прислушаемся к мудрецу Лосеву, который писал: «Миф <…> вырывает вещи из обычного течения, когда они то не соединимы, то непонятны, то не изучены в смысле их возможного дальнейшего существования, и погружает их, не лишая реальности и вещественности, в новую сферу, где выявляется вдруг интимная связь, делается понятным место каждой из них и становится ясной их дальнейшая судьба»[5]
.Таким образом, прибегая к категории мифа в понимании великого философа, мы получаем возможность увидеть целостную картину жизни, особую историю мифологических представлений, безусловно, соотносимых с историей литературы и по-своему корректируемых ею. Не забудем, что А. Ф. Лосев подчеркивал: «миф не есть историческое событие как таковое, но он всегда есть слово. А в слове историческое событие возведено до степени самосознания»[6]
.В контексте мифа литературный текст приобретает характер коллективной всеобщности. «Мифологическая отрешенность» высветляет духовные смыслы истории. Но при этом, разумеется, автор литературного текста вносит свою личную ноту в хоровое начало жизни и потому сам становится неким героем мифа.
В этой книге для нас в равной мере важно проследить, как «ивановский миф» воздействует на окружающую литературу и какую роль сама литература играет в создании этого мифа. Важно выделить основные этапы основные этапы «ивановского текста». Д. С. Московская, автор монографии о выдающемся ученом-краеведе Н. П. Анциферове, комментируя его взгляд на локусный текст, пишет: «…Одна и та же местность различно отражается в сознании поколений. Перерождаются люди, перерождается местность, и вместе с ними перерождаются и мыли о ней, и чувства, подсказанные ею, и вызванные здесь желания. Меняется в общем потоке и ее образ в общественном сознании. Наиболее яркое выражение этих изменений можно найти в динамике художественных хронотопов, отобразивших в себе лик одного и того же уголка земли». Далее идет цитата из краеведческих трудов Анциферова: «Изучая этот меняющийся образ, мы сквозь него угадываем перемены, совершавшиеся и в судьбе города, и в судьбе общества, его создающего и воспринимающего. Образ города — ценнейший источник при изучении социальных процессов»[7]
. Понятие «ивановского мифа» в нашей работе не ограничивается пределами определенного города, а включает в себя представление об ивановском крае как особой культурной общности.Еще несколько предварительных замечаний. Автор этой книги, придерживаясь в основном научно-критической манеры повествования, тем не менее, в ряде случаев выступает как литератор, свидетель и участник литературной жизни родного края. Да и то сказать: тот, кто пишет о мифе, который так или иначе задевает его жизнь, вольно или невольно вносит в этот миф свои мифотворческие интенции. Нам близка мысль Н. П. Анциферова о том, что интуитивный метод познания мира, свойственный художникам (в расширительном смысле этого слова), родственен и вместе с тем нужен краеведу. «Для нас существенно, — пишет Анциферов, — найти материал, в котором отражен край в художественной форме, в котором творческая интуиция привела „к видению целостного образа“ многоликого края или же к познанию одного из его ликов (обличий)»[8]
.В нашей книге много цитат, сносок. Это вызвано стремлением по возможности полно раскрыть само текстовое, источниковедческое пространство, связанное с заявленной проблематикой. Что греха таить: мы живем в такое время, когда многое из литературного прошлого исчезает и суждения об этом прошлом нередко базируются не на конкретной фактографии, а на произвольных вымыслах сочинителя.
Глава I. Происхождение русского Манчестера: мифы и тексты