Иванушка на курьих ножках

Потом я услышал тихое чавканье, повернул голову на звук и увидел Демьянку, которая, забыв про стыд и совесть, залезла на кресло, поставила передние лапы на стол врача и начала жрать соевые батончики прямо из вазы. Врач не видел собачку, его внимание привлек Эдик, который ласкал сапоги.

– Дружочек мой, – ласково обратился к модельеру психиатр, – объектофилия – то есть непреодолимое влечение к неодушевленным предметам, – которой вы определенно страдаете, несет в себе эмоциональный, притягательный, сексуальный характер. Избавиться от нее можно. Приходите ко мне на сеансы, и через год-два-три забудете о своей страсти к обуви.

Борис дернул модельера:

– Остановись!

– Так рад, что они целенькие, здоровенькие, не испорчены, – пел Эдик. – Госпожа Адилье меня не убьет.

Я встал.

– Спасибо, Николай Петрович, был рад с вами повстречаться.

Врач тоже поднялся, проводил нас до двери. Мы вышли в коридор.

– До свидания, дорогие, – ласково произнес эскулап. – Всегда жду вас. Эдуард, подумайте о сеансах. Хорошей дороги домой! Пока, милая собачка!

Дема, которая сожрала тьму соевых батончиков, тут же начала икать. Мы двинулись вперед. Люди, которые, несмотря на поздний час, сидели у кабинетов, молча смотрели на нас. А вы бы как поступили, увидев группу мужчин с псом в коридоре медцентра? Один шагает босиком. Второй прижимает к себе огромные куриные лапы, изредка целует их и причитает: «Дорогие! Любимые! Вы целые! Николетта меня не убьет!» Третий, похоже нормальный, почти бежит к выходу. За ним рысит безостановочно икающая собака.

В полной тишине мы добрались до ресепшена. Я расплатился.

– Иван Павлович, посидите тут с Демой, – попросил Боря. – Вы без обуви, принесу вам из машины мои кроссовки.

Я, счастливый донельзя от того, что избавился от курячьих лап, решил пошутить:

– Боря, зачем суетиться? Надену куриные когти, в них до автомобиля дойду.

– Нет! – завопил Эдик и унесся со скоростью взгляда, держа в объятиях нечеловеческую обувь.

Боря хихикнул и ушел.

– Ася! – крикнул кто-то в коридоре.

Администратор поспешила на зов. Стойка, за которой находилась дежурная, опустела.

Через секунду я услышал знакомый звук, повернул голову и увидел Дему. Собака отошла поближе к двери и… Угадайте, чем она занималась? Даю подсказку: спешно слопанные соевые батончики переместились из желудка псинки на этаж ниже и обнаружили выход на свободу. Я вскочил, схватил Дему, которая как раз завершила акт вандализма, выскочил во двор и помчался босиком по снегу, говоря собаке:

– Дорогая, визит к психиатру стоил дорого. Платить за химчистку ковра у меня желания нет. Понимаю, поступил очень некрасиво. Раскаиваюсь ли в содеянном? Ну не я же набезобразничал на покрытие! У тебя чувство стыда возникает редко, а у меня, как правило, отсутствует жадность. Но сейчас моя жаба от всех вечерних приключений распустила крылья и полетела над землей! Поэтому в данный момент несусь без обуви!

Впереди замаячил джип, одна его задняя дверь открылась. Я впихнул в салон Демьянку, следом влез сам, заклацал зубами и лишь сейчас понял, что нижние конечности превратились в сосульки.

– Ванечка Павлович, возьмите носочки, – затараторил Эдик и подал мне прекрасные, теплые, замечательные, превосходные вязаные изделия.

Я издал стон восторга, вмиг натянул их на ступни, испытал прилив блаженства и лишь потом поблагодарил модельера:

– Спасибо. Где вы взяли эти чудесные, восхитительные?..

– Со своих ног снял, – не дал мне договорить Эдик. – В такую погоду всегда ношу две пары: внизу хлопок, сверху шерсть. Не беспокойтесь, не замерзну. А вы-то! Босиком да по снегу!

Я прижал к себе Демьянку и вдруг изумился. Я сижу на заднем сиденье машины, обняв собаку. Та дышит мне в лицо, пахнет соевыми батончиками, изредка в порыве любви облизывает мне щеку. Только что я убежал сломя голову из медцентра, чтобы избежать оплаты химчистки ковра, на который совершила акт дефекации вышеупомянутая псинка. Потом промчался босиком по грязному московскому снегу, а после натянул на ступни чужие носки, которыми от всего сердца поделился малознакомый Эдик. И сейчас я нахожусь в состоянии беспредельного счастья. Смог бы я лет двадцать назад провести вечер подобным образом? Упаси господь! Какая собака? Нет, я никогда бы не обидел животное, но завести его дома? Обнимать? Удирать с псиной, которая облегчила кишечник в неположенном месте? Мчаться разутым по улице? От души веселиться и хихикать в кабинете психиатра, который принял меня за сумасшедшего? Нацепить на себя курячьи лапы? О боже! «Курячьи»! Нет такого слова! Скажи мне кто два десятилетия назад, что именно так проведу время и буду счастлив, я бы решил, что информатор определенно не в себе, он говорит чушь, которая никогда не станет правдой.

Дема положила голову мне на плечо и засопела, я погладил ее по макушке и шепнул:

– Скоро приедем домой и уютно устроимся в постели. Мне тоже хочется отбыть в страну Морфея.