Ивар и Эрика (СИ)

— Почему девушки оставили нас в покое, а Петер? Я думал, что обречен весь вечер бродить по этой площади следом за Эрикой.

— Они присматривают нам подарки. Ведь это должен быть сюрприз. Что ты купил в подарок Эрике?

Я похолодел. Про подарок я и не вспоминал. Вернее я о нем думал, но сегодня все выпало из головы.

— Петер, помоги мне, я в долгу не останусь!

— Ну ты и свинтус, Ивар! Забыть про подарок любимой женщине!

— Согласен, я виноват, но время же еще есть?

— Тебе повезло, дружище, время еще есть! И у тебя есть я!

Петер помог подобрать подарок для Эрики и мне его красиво упаковали в красную бумагу с золотыми блестками.

Часы на ратуше пробили семь. В наступивших сумерках во всех палатках зажглись огни и гирлянды. Вся площадь приобрела сказочный вид.

— Где же мы их теперь найдем?

— Пойдем, пропустим еще по кружке глинтвейна — там они сами нас найдут. У женщин нюх хорошо развит — когда парни выпивают — они тут как тут!

Он оказался прав и не успели мы сделать по паре глотков, как девушки появились, с многочисленными пакетиками в руках.

— Эгей, я замерзла!

Дорис отобрала у Петера кружку и сделала длинный тягучий глоток.

Эрика с зависть посмотрела на нее.

Я обнял ее за плечи и, наклонившись, поцеловал в губы. Под моими горячими от глинтвейна губами, холодные губы Эрики затрепетали и приоткрылись.

Кто-то из прохожих одобрительно присвистнул.

Какая — то бабуля, проходя мимо пробурчала:

— Совсем стыд потеряли!

Но нам было все равно, мы целовались среди толпы горожан под темно-синим небом предрождественской Виндобоны.

Утка с яблоками, что запекалась в духовке распускала по комнатам умопомрачительные ароматы. Я глотал слюнки, стоя у кухонного окна. В темнеющем небе кружились редкие снежинки. Рождество пахнет елкой и запечённой уткой… Приготовления к празднику сделаны и я свободен. Стол сервирован на четверых. Утка в духовке. Закуски нарезаны и лежат на тарелочка, выставленных на подоконник. Эрика копается в своих платьях выбирая подходящее. Должны прийти Дорис и Петер. Подарки для них мы давным давно заготовили.

Рож-де-ство… произношу я, пробуя слово на языке. С ним у меня что-то связано и это что-то очень светлое и хорошее из той прежней жизни, что мной крепко — накрепко забыто.

Эрика неслышно подошла ко мне и, обхватив руками, прижалась к моей спине.

— Ивар, мне надо кое-что тебе рассказать…

— Да?

— Я также как и ты здесь чужая… Два года назад меня сбил мотоциклист. Я ударилась головой, а пришла в себя в госпитале… Я не помнила своего имени и всего, что было раньше…

Мне рассказали обо мне, но я до сих пор ничего не вспомнила сама…

— Какое совпадения, милая!

Обернувшись, я обнял Эрику.

— Мне рассказали что я — теке, что я сирота, живу в доме госпожи Эдны и что я поступила учиться в школу медицинских сестер. Все меня узнавали! А я никого…

Эрика подняла голову. В глазах блестят слезы.

— Я родилась заново, как и ты, Ивар.

Стук в дверь прервал наш разговор.

Румяные от холода к нам ввалились Петер и Дорис.

— Эгей, молодожены! Вы что поругались?

Внимательный Петер сразу заметил слезы Эрики и мой обескураженный вид.

— Петер! — одернула его Дорис — Ты бестактен! Извинись немедленно!

Петер шаркнул ножкой и попросил прощения.

Эрика поцеловала его в щеку.

Девушки удалились на кухню, а мы остались в комнате вдвоем.

— Я решился, Ивар. После новогодних праздников увольняюсь. Мы с Дорис уезжаем в Тевтонию.

— Но почему, Петер? Ты сам говорил, что повышение для тебя уже вещь решенная.

— Ходят упорные слухи, Ивар, что Тевтония и Ассор договорились по поводу Виндобоны. Сюда придут ассорцы. Ты хоть представляешь, что всем грозит?

— Что?

— Они установят здесь свою социальную справедливость, Ивар! Отберут частную собственность у всех, и нейтрализуют враждебные классы!

— То есть?

— Пулю в затылок, вот и вся нейтрализация, дружище!

— Ты меня пугаешь!?

Петер вздохнул и сел на стул.

— Если бы! В Ассоре уже двадцать лет царство социальной справедливости: все общее, кто не работает, тот не ест, ходят строем на праздники и хором поют свои угрюмые песни про последний бой за светлое будущее. Их вожди прямо говорят о том, что загонят человечество к счастью железной рукой! Да что об этом говорить! Спроси Михаила Петровича он сам бежал из Ассора после кровопролитной войны…

Виндобону растопчут, Ивар! Вам тоже надо уезжать.

В Тевтонию конечно я вам ехать не посоветую, но на свете есть множество мест, где нужны люди умеющие делать дело, а не болтать языком!

— Так! Опять про политику разговор! Поговорите о нас лучше!

Дорис внесла на подносе румяную пахучую утку.

— К столу, мужчины! Ивар, открывай шампанское!

В 12 часов ночи мы сдвинули бокалы с шампанским за Рождество, за Новый год, а потом обменялись подарками. О политике и о будущем больше не говорили.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Я шагал, сжимая немеющие от волнения пальцы. Двадцать шагов по коридору от окна до двери. Двадцать обратно по квадратикам кафеля. Черный, бежевый, черный, бежевый.

Прислушиваюсь… Ничего не слышно. Ведь женщины кричат, когда рожают?

Я привез утром Эрику в ее госпиталь и теперь ждал. Ждал. Ждал…