Ивар и Эрика (СИ)

Карл в тевтонской серой форме, но в кепке «Кайскирк», с винтовкой на плече спускался по ступеням. Можно было стрелять в спину. С трех шагов не промахнуться. Но он же не стал стрелять на ферме Айвара, я сунул пистолет в кобуру.

— Карл?

Он обернулся. Лицо осунувшееся, глаза красные как с недосыпа. Моя форма полицейского его удивила.

— Ого, ты вступил в полицию?!

— Как видишь. Может, зайдешь, кофе налью.

— У тебя есть кофе? Счастливчик! Нам в казарме на завтрак дают жуткий суррогат со вкусом картона.

Карл вернулся, сел на кухне за стол, сняв кепку.

На рукаве левом нашивка «Дистрикт Виндобона».

— Ты в этой охранной бригаде служишь?

— Пришлось. Мечтал когда-то стать пилотом, по здоровью не прошел. Нашли высокое давления. Учился на авиамеханика, да не закончил. Теперь вот — охранник на станции. Карьера? Вместо неба нюхать креозот…

— Не вечно же война продлится. Будешь механиком рядом с самолетами любимыми.

— Я мечтал быть пилотом дирижабля, а не этих жужжащих самолетиков! — возмутился Карл. — Помнишь, как пять лет назад над Виндобоной пролетал гринландский дирижабль. Он делал кругосветный рейс. У нас он не садился, только сделал круг над городом… Мы все тогда этим болели — все мальчишки в школе. Ты что, не помнишь?

— Понимаешь, у меня амнезия. Я помню, что случилось последние три года, а что было раньше, увы, как в запертой комнате.

— Извини, не знал. Попал в аварию?

— Ничего не помню. Меня нашел дядька Мариус.

— А потом тебя нашла Эрика?

— На мое счастье.

— За Эрику!

Карл поднял кружку с кофе.

Мы чокнулись кофе.

— Ты что сегодня, в увольнении?

Карл усмехнулся.

— Будто не знаешь? Вся бригада в Виндобоне, в патрулях. Я попросился в ваш квартал. Наш пост в начале улицы. Кстати, знаешь, кого сегодня на построении увидел?

— Кого?

— Петера Кирша! Вы же с ним дружили?

— Как?! Он в Виндобоне? И даже не зашел к нам?

— Он только вчера приехал. Поправился. Такой важный чин, в кожаном плаще с погонами полицай-майора. Представили нам его как заместителя гауляйтера по безопасности. Проводил инструктаж, воодушевил всех до полного обалдения. Про захоронения на границе слышал?

— Да, Маркус рассказал.

Карл потупился.

— Я из бригады хотел уволиться, чтобы на аэродром перейти, а сегодня передумал. Моего дядю за месяц до войны арестовали. Он в старом парламенте депутатствовал. Адвокатом был до этого, уважаемым человеком. Чего его в политику потянуло? Думаю, он тоже в одной из ям лежит. К ассорцам и теке у меня теперь свой счет.

— Ты ездил в Ларибор на акцию?

Карл прищурился.

— Маркус рассказал про акцию?

— Какая разница… Ты ночью расстреливал людей?

— Это не люди, Ивар. Они хуже скотов. Они делали карьеру на крови виндобонцев. Таким нельзя жить.

— А если Ассор вернется?

Карл рассмеялся.

— К осени их республике социальной справедливости придет капут. У империи крепкий кулак!

Возникшая было симпатия к Карлу, быстро погасла. Мне стало неприятно сидеть с ним за одним столом, слушать его голос и смотреть в его глаза — невозмутимые и уверенные в правильности сделанного. Он такой же убийца и палач как его командир Айвар! Почему я решил, что он другой?

Карл почувствовал изменение моего настроения, допил кофе и поднялся из-за стола.

— Передавай привет, Эрике. Спасибо за кофе.

— На здоровье.

Опасения Маркуса не оправдались.

Возмущенная и потрясенная страшной находкой расстрелянных виндобонцев, толпа горожан собралась возле тюрьмы, но после известия о расстреле всех активистов, рассеялась. К вечеру была попытка прорыва в гетто, вооруженными парнями из «Кайскирк» из тех, что не попали в бригаду, но тевтонские патрули во главе с Петером Киршем не дали им пройти. Была стрельба в воздух и много ругани, но тевтонцы настояли на своем. Поздно вечером я открыл тайник и выпустил своих девочек. Спящую Марику вынесли на руках.

Я рассказал Эрике про Карла и новость, про Петера Кирша.

— Я не желаю их никого видеть… — сказала моя милая. — Никогда…

Через неделю после этих событий, в гараж полиции спустился сам полицай-комиссар — желчный, худой как палка, господин Сурфис. До войны это долго лежал в больнице и даже ассорцы не решились арестовывать умирающего. Но как только пришли тевтонцы, господин Сурфис мгновенно излечился и оказался единственным в Виндобоне офицером полиции из довоенного состава. Поэтому его карьера устремилась в верх.

— Э-э-э… Ивар? Рядовой Вандерис!

— Да, господин полицай-комиссар! — отозвался я из-под днища автофургона, у которого менял масляный фильтр.

— Тебя желает видеть важная персона из канцелярии гауляйтера.

— Сейчас?

— Сейчас и немедленно! Не заставляй ждать полицай-майора!

«Петер?!»

Не снимая комбинезона, только наскоро протерев и помыв руки, я последовал за шефом.

Петер разместился за столом моего начальника по-хозяйски — в кожаном кресле, положив ноги в блестящих сапогах на край стола.

Отпустив небрежным жестом господина Сурфиса, он поднялся мне на встречу и обнял обеими руками. Серый мундир с витыми серебряными погонами, белоснежная сорочка и на черном галстуке тевтонский крест с алмазами. Когда успел такое выслужить?!