Иветта

– Ева, а ты помнишь один наш день с родителями вместе? Не помню, когда это было, вроде в конце весны. Это было воскресенье, – этот день недели мы всегда называли семейным, потому что у нас была традиция – проводить его обязательно вместе, конечно, получалось не всегда, но я всё равно радовалась каждому такому дню. – С утра всё началось как-то не так: мама порезалась, я разбила тарелку, папа обжёгся. Мы уже решили, что день не задался. Однако перебороли себя, выбрались, ведь план был уже составлен. И, не знаю, как для тебя, а для меня это был один из лучших дней в моей жизни, – я бросила взгляд на Еву и с удивлением заметила, что её черты смягчаются, на лице засветилась улыбка. Помнит. – Мы вошли в парк аттракционов – наше излюбленное место, – продолжила я. – И прокатились, кажется, на всех аттракционах, несмотря на то, что людей было много. Родители купили мне сахарную вату, о чём потом сильно пожалели, потому что я была вся липкая, и мама со смехом оттирала меня влажной салфеткой, – я ухмыльнулась, вспомнив, как ужасно я вела себя в тот день: капризничала, не слушалась родителей и постоянно от них убегала – мне хотелось заставить их волноваться обо мне, но в итоге всё равно всем было весело. – А на обратной дороге мы как-то спонтанно решили сходить в цирк и купили буквально последние билеты. Я впервые была в цирке – от этого всё мне казалось таким новым, таким необычным, зато запомнила я этот день надолго, – я снова взглянула на сестру – она сияла.

– Да, конечно, помню, этот парадоксальный день невозможно забыть, ты же знаешь. Мы веселились как могли! – она захихикала, а я слегка нахмурилась. Я не помнила в этом дне Еву. Удивительно, как эгоистичен, но заботлив наш мозг – настолько, что готов выбросить из счастливого детского момента человека, который после очень сильно расстроит.

Я снова подняла взгляд на смеющуюся Еву и поняла – контакт установлен.,

В тот вечер мы разговаривали больше, чем когда-либо после смерти родителей, даже больше, чем после той невидимой границы в её шестнадцать, преступив которую, наши с ней, прекрасные сначала, отношения стали ещё стремительнее портиться.

Мы наперебой рассказывали истории из детства, начиная неизменно: " А ты помнишь?". Кивали, улыбались ностальгически, смеялись от души. После этих историй мы как-то незаметно, но верно подошли к настоящему, к нашим чувствам сейчас. Я призналась, что я её не понимаю, что не могла понять её бунтарского настроения, её побега и всего, что было после, бережно огибая ту тему, которая могла снова разрушить всё. Добавила, что расстраиваюсь, когда она не помогает мне и волнуюсь, когда она вдруг исчезает. Выслушав меня, Ева стала такой серьёзной, посмотрела на меня так, будто младшая сестра тут я, а не она, и, улыбнувшись одними уголками глаз, вздохнула.

– А я не понимала тебя, – сказала она после долгой паузы. – Вот поэтому у нас, наверное, и не складывались отношения. Не понимала, как ты можешь быть настолько привязанной к родителям, когда они так жестоки с нами.

– Жестоки с нами? – переспросила я, эхом повторяя её слова.

– Да. Они были очень строгие, многое нам не разрешалось. Вспомни, даже компьютер первый у нас появился только, когда тебе в школе задавали уже третье задание, которое нужно выполнить в электронном виде. Тебе приходилось делать всё в библиотеке! Иронично, что после всего этого ты стала программистом, – Ева вдруг рассмеялась. – И гулять они часто не пускали, – продолжила через время. – И за плохие оценки сильно ругали. Помнишь, «четыре – не оценка». Много всего, в общем было. Со временем мне надоело это терпеть поэтому я и сбежала.

– А для меня все их методы воспитания были правильными, – покачала я головой. – Мы не стали зависимы от компьютерных игр, не ввязались в плохую компанию, остались живы и здоровы. Они ведь за нас волновались, а не за себя. А школьные отметки… Да, они их переоценивали, но это же далеко в прошлом.

– Ну вот, так и знала, что ты начнёшь их оправдывать, – она с грустью покачала головой. – С чего ты взяла, что в иных обстоятельствах всё сложилось бы иначе? – я только открыла рот, чтобы ответить, но Ева прервала меня: – Но не будем об этом. Я ещё про остальное поговорить хотела. Прости, что мало помогаю тебе по дому, но я так ненавижу всю эту готовку, мытьё посуды, уборку, – в подтверждение этого по всему её телу пробежала дрожь, а лицо скривилось в гримасе отвращения. – Не представляю, как ты так спокойно всё это делаешь! Ну а за мои прогулки ты волнуешься прям, как родители и, так же, как и они, зря тратишь на это своё время. Ну что может случиться?

Я недовольно покачала головой.

– Мы волнуемся, потому что ты дорога нам. А вдруг всё-таки что-то случится? И где нам тогда искать тебе, как мы тебе поможем?

Ева посмотрела на меня исподлобья: – Не говори "мы". Я понимаю, ты не можешь просто отпустить родителей, ты слишком ими дорожишь, но постарайся, хотя бы осознай, что "мы", к сожалению, больше не существует. Мы можем лишь создать новое "мы" – в составе Евы и Иветты.