Иветта

– Неправда, мы жили лучше многих! И они позаботились о нашем буущем! А твои нападки на воспитание – чушь! В том, что ты выросла такой никчёмной, виновата только ты! – вспылила я.

Ева резко подскочила со стула и, быстро преодолев расстояние до моего стула, с силой ударила меня по виску. Я не успела среагировать и застыла на мгновение. Посмотрела на неё полными ужаса глазами, не до конца осознавая, что сейчас произошло.

– А ты-то прям цветочек, идеальная дочь, да? – продолжала она, угрожающе возвышаясь надо мной.

Её лицо исказила гримаса гнева: уголки губ опустились вниз, натянутые словно нитка, брови нависли на глаза, которые уже сложно было назвать глазами, скорее, это были две чёрные щёлки. Лоб прорезала тонкая неровная морщина. Я впервые видела её такой. Мои руки вдруг задрожали, а сердце забилось быстрее.

– Успокойся! – спокойно ответила я, поднимаясь со стула, облокотившись руками на стол.

– Ну уж нет! Ты первая начала! – она толкнула меня в плечо.

Я и не знала, что в такой миниатюрной девчушке скрывается такая сила, достойная бойца.

– Я сказала, хватит! – не уступала я.

Но это разозлило её ещё больше. Она неожиданно накинулась на меня, повалив на пол и вцепилась в волосы. Я сделала тоже самое, а другой рукой начала отталкивать её.

– Отпусти! – кричала я.

– Нет, ты! – вторила она, начав сильнее тянуть за волосы. Я взвыла от боли и начала царапать её ногтями, продолжая держать за волосы. Она тут же начала ловить мою руку, но я не давалась ей. Тогда она снова ударила меня, теперь по руке. Я не уступала. Теперь я поймала её руку, и, пытаясь удержать, смотрела ей в глаза.

– Отпусти! Давай прекратим!

– Сначала ты!

Так мы и лежали. Она надо мной, я под ней. И смотрели друг другу в глаза с настоящей ненавистью. В итоге, я осторожна отпустила её руку и волосы, готовая в любой момент вновь защищаться. С силой откинув мою голову на пол, она опустила мои волосы. Теперь в её руках был клок запутавшихся волос, а у меня всё потемнело в глазах от удара.

Она быстро встала. Я услышала громкий хлопок входной двери. Я осталась лежать на полу, тяжело дыша. Ну вот, хотели подружиться, а в итоге, всё повторялось, а я только испортила отношения снова. Мне действительно стоило говорить не так резко, осторожнее. Но и ей не надо было сразу бросаться в драку.

Я не заметила, как снова по моей щеке побежала горячая слезы. Я перевернулась набок и взвыла. Слёзы шли безостановочно. Родители погибли, сестра стала абсолютно чужим человеком. Почему жизнь так несправедлива! Почему так жестока? Ведь когда-то мы были так дружны. Вместе играли и защищались от мальчишек. А что теперь?

Когда тело перестало вздыматься, а слёзы высохли, я чувствовала себя ещё хуже: жутко разболелась голова, а глаза опухли. Я безучастно, бессмысленно встала и подобралась к одному из шкафов. Встав на стул, я быстро извлекла бутылку вина. Редко у нас дома было нечто подобное, но в этот раз что-то завалялось. Еле как откупорив пробку, я налила вино в первый попавшийся стакан и сделала большой глоток. Горло тут же обожгло. Я почувствовала, как что-то горячее спускается к желудку. Скорчив недовольную гримас, я сделала ещё один глоток. Не знаю зачем. Хотелось забыться, исчезнуть, раствориться в потоке головокружения. Хотелось смеяться, плакать и кричать. И я пила. Глоток за глотком, стакан за стаканом. Я никогда не напивалась, но, говорят, становится легче. Врут. Становилось только хуже – именно этого я и добивалась.

***

Какой у нас всё же красивый потолок. Обычно он такой чистый, невинный, но сейчас даже его от меня прячет это жестокая, холодная ночная темнота. Я легла на леденящий пол, прикрыв глаза. С бутылкой давно было покончено, теперь она покоилась в мусорном ведре. Но была ли я пьяна? Не знаю. Может да, может нет. Но в одном я была уверена безоговорочно – лучше мне не стало, наоборот, на душе лежал ещё более тяжёлый камень, желая, видимо, раздавить меня окончательно. К этому добавилась ещё и жуткая головная боль. Но я не пыталась её облегчить. Я не хотела, чтобы мне было хорошо, нет, я умоляла все возможные божества, чтобы они мне сделали ещё больнее. Родителям было больно, и мне должно быть! Кроме того, физическая боль так помогала пережить моральную – блаженство! Вдали что-то звенело, стучало, но я как будто быть не здесь. Мир казался таким приглушённым. В нём не было меня. Я была нигде, а на полу лежала лишь пустая оболочка. Господи, надеюсь, я умираю?

Раздался щелчок замка. Я резко повернула голову к входной двери и свет резко ударил по глазам. Слишком яркий. Значит, за мной уже пришли? Виднелся какой-то тёмный силуэт. Знакомый.

– Иветта, что с тобой? – неожиданно раздался голос.

– Папочка? – с надеждой спросила я.

Зрение, наконец, восстановилось. Я вгляделась в ночную тьму комнаты и увидела папина лицо. Мои губы приоткрылись. Я с недоверием и надеждой смотрела на такое родное лицо, протянула руки. Папа! Папа! Папуля!

– Почему ты на полу. Это Артур, дорогая. Давай я тебе помогу! – милая желанная картинка разбилась на миллиарды осколков – все они с болью врезались в моё сердце.