Иветта

За столом все были молчаливы. Июльский полдень навис над землей и угнетал все живое. Тяжкий зной, казалось, сковал души и тела. Вязкие слова не шли с уст, и всякое движение требовало усилий, словно воздух стал плотным, трудно преодолимым.

Только Иветта хоть и молчала, но была возбуждена, полна нервного нетерпения.

Когда убрали десерт, она спросила:

— Не пройтись ли нам по лесу? Под деревьями сейчас, наверно, очень приятно.

Маркиза, совсем разомлевшая, пролепетала:

— С ума ты сошла? Разве можно гулять в такую жару?

Обрадовавшись, девушка подхватила;

— Что ж, хорошо! Пусть барон остается с тобой, чтобы ты не соскучилась, а мы с Мюскадом взберемся на пригорок, посидим на травке и почитаем.

И обратилась к Сервиньи:

— Ну как? Согласны?

— К вашим услугам, мамзель, — ответил он.

И она побежала за шляпой.

Маркиза вздохнула, пожала плечами:

— Право же, она с ума сошла.

Ленивым движением, полным любовной истомы, протянула она прекрасную бледную руку барону, и тот прильнул к ней долгим поцелуем.

Иветта и Сервиньи тронулись в путь. Сперва они шли берегом, затем по мосту перебрались на остров и уселись над полноводным рукавом реки в тени ив, — идти на «Лягушатню» было еще слишком рано.

Девушка тотчас же достала из кармана книгу и, смеясь, сказала:

— Вы почитаете мне вслух, Мюскад.

И протянула ему книжку.

Он сделал вид, будто собирается убежать.

— Я, мамзель? Да я и читать-то не умею!

Она сказала строгим тоном.

— Никаких уловок и отговорок. В самом деле, хорош поклонник! Все получать и ничего не давать — таков ваш девиз, да?

Он взял книгу, раскрыл ее и поразился. Это был ученый труд по энтомологии. Монография о муравьях какого-то английского автора. Сервиньи молча держал книгу, думая, что над ним смеются. Но Иветта рассердилась:

— Ну что ж, читайте.

Он спросил:

— Это пари или просто фантазия?

— Нет, мой друг, я увидела эту книгу в витрине магазина. Мне сказали, что это лучший труд о муравьях, и я решила, что забавно будет послушать, как живут эти малюсенькие букашки, а самой наблюдать, как они перебегают с былинки на былинку. Читайте же!

Она вытянулась во весь рост, оперлась о землю локтями, голову положила на руки и устремила глаза на траву.

Он принялся читать:

— «Из всех животных человекоподобные обезьяны по своему анатомическому строению, несомненно, больше всего приближаются к человеку; но если мы понаблюдаем нравы муравьев, их общественную организацию, их огромные общины, жилища и дороги, которые они строят, их обычай приручать и даже порабощать других насекомых, мы вынуждены будем признать, что они вправе претендовать на одну из ближайших к человеку ступеней в развитии интеллекта…»

Так он читал монотонным голосом, время от времени останавливаясь, чтобы спросить:

— Довольно?..

Она отрицательно качала головой; поймав на кончик сорванной травинки торопливого муравья, она заставляла его бегать вверх и вниз, переворачивая стебелек, как только муравей добирался до конца. Молча и сосредоточенно слушала она удивительные подробности о жизни этих хрупких насекомых, об их подземных сооружениях, о том, что у них разводят, держат взаперти, откармливают тлей, как у нас коров, и пьют сахаристую жидкость, выделяемую ими; о том, что они приспособляют крошечных слепых насекомых чистить муравейники и в сражениях добывают себе рабов, которые так заботливо ухаживают за своими господами, что те даже теряют способность есть самостоятельно.

Как будто проникаясь материнской нежностью к этой букашке, такой маленькой и такой разумной, Иветта уже позволяла ей ползать по своему пальцу, смотрела на нее с умилением и, казалось, готова была ее поцеловать.

Когда же Сервиньи прочел о том, как они живут коллективом, как устраивают игры и состязания в силе и ловкости, девушка до того восхитилась, что попыталась поцеловать муравья, но он ускользнул и побежал по ее лицу. Она громко вскрикнула, словно ей грозила страшная опасность, и принялась испуганно смахивать насекомое со своей щеки Задыхаясь от хохота, Сервиньи поймал его на лбу девушки у самых волос и поцеловал это место, причем Иветта не отстранилась.

Затем она поднялась и заявила:

— Мне это нравится больше, чем романы. А теперь пойдем на «Лягушатню».

Они перешли на ту сторону острова, где в густой тени деревьев-исполинов был разбит парк. Под широкими ветвями вдоль Сены, пестревшей лодками, бродили парочки. Тут были девицы с кавалерами, работницы со своими любовниками, которые гуляли, перебросив сюртук через руку, сдвинув цилиндр на затылок и напустив па себя вид пресыщенных кутил; были тут и семейства буржуа — женщины шли разряженные по-воскресному, а дети семенили за родителями, точно выводок цыплят.

Излюбленный приют гребцов оповещал о себе отдаленным и неумолчным гулом голосов, глухим нарастающим шумом.

И вот он открылся их взглядам.

Огромная баржа с навесом, стоявшая на якоре, была запружена полчищами самок и самцов — одни сидели за столиками и выпивали, другие стояли, пели, драли горло, плясали, скакали под ноющие фальшивые звуки гулкого, как котел, фортепьяно.