Полковник Всеволод Яковлевич Смирнов давно уже разменял седьмой десяток лет по стандартному календарю. В прошлом командир отделения связи на космическом стратегическом бомбардировщике, с корабля он был списан в неполные сорок лет после превышения предельно допустимой нормы облучения. Но в почетную отставку Смирнов выйти тогда отказался — он хотел работать и сам просил у командования «какую-нибудь небестолковую» наземную должность. Ему не отказали; но перспективных мест на всех ветеранов не хватало — так что Смирнову, вместе с полковничьими звездами, досталась строящаяся колониальная база 91-А «Дармын» в предгорьях Великого Хребта Северного Шатранга: захолустье в захолустье, край мира. Восемьдесят процентов сотрудников Дармына оказались вольнонаемными гражданскими специалистами — учеными, инженерами, строителями. Прибывший на место Смирнов был растерян и зол; в первый год он совсем не знал, что делать, хватался за все подряд, путался, срывался. Но за четверть века он свыкся с этой работой, разобрался в управленческих и, насколько позволяло образование, в научных тонкостях и полюбил ее; полюбил Шатранг с вечно затянутым облаками небом и холодный Дармын, привязался к подчиненным. Погибший пилот был
Белецкий отвечал за Иволгу; но Смирнов отвечал за все. Любая неудача кибернетиков была его, Смирнова, неудачей. А Каляев — его проблемой, и проблемой большей, чем могло показаться непосвященному наблюдателю.
Северный Шатранг был колонизирован евразийцами, преимущественно — ввиду непростого климата — русскими и скандинавами, тогда как на Южном Шатранге кто только базы не строил: но колонистов на обоих континентах терзала общая головная боль. Из-за загрязненной вулканическими выбросами неспокойной атмосферы планеты для полетов на Шатранге до недавнего времени использовались только неэкологичные, небезопасные, дорогие в эксплуатации бронированные «ТКТ» — трансконтинентальные грузопассажирские катера вертолетного типа. Из-за чего по мере развития колония погружалась все глубже и глубже в тяжелейший логистический кризис, в конце концов, гробовым камнем нависший над ее будущим. Нацеленный на разрешение проблемы проект «ИАН» — «Интуитивный Алгоритм Навигации» — был козырной картой Дармына и, в то же время, его слабым местом. Смирнов подозревал, что «ИАН» и экспериментальные искины с самого начала были мишенью инспекторского интереса: догадка эта тревожила полковника почти столь же сильно, как сама авария. Проект был чрезвычайно важен, но небесспорен, и потому очень уязвим…. «Иволга», бортовой искин, обладала мощным эмоциональным модулем и развитой личностью, более совершенной, чем даже у искина-предшественника, «Волхва» — а такое конструкторское решение, как и насколько бы оно ни было с практической точки зрения обосновано, вряд ли могло найти у бюрократов Содружества понимание. Пусть даже начало проекту когда-то положил сам знаменитый-и-заслуженный академик Олег Леонидович Володин: тот давно уже был где-то на другом конце галактики, занимался совсем другими проблемами, и если и помнил о своем детище, то все равно вряд ли стал бы тратить время на то, чтобы за него вступиться.
Иволга
Теперь все это откладывалось на неопределенный срок. В лучшем случае, просто откладывалось.