Иволга будет летать

На экране шла запись тестирования на понимание социального контекста. Тест проводился в научном корпусе в зале ИУ — имитационной установки, использовавшейся как в качестве тренажера для пилотов, так и средства обучения искинов и мониторинга их интеллектуальных и эмоциональных функций. В центре просторного зала на высоких железных опорах была установлена копия вертолетной кабины: титановый короб с Иволгой был закреплен под ней. Все сенсорные пути искина замыкались на главный лабораторный компьютер, который в режиме имитации мог выдавать искусственно сгенерированные данные полета по выбранному маршруту или, в режиме тестирования, отображать реальную картину зала ИУ, позволяя тем самым искину свободно общаться с людьми и выполнять «нелетные» задания. Для этого к ИУ через главный компьютер была подключена специальная сенсорно-кинетическая система, похожая на прилепившегося к потолку огромного паука: на ней были звукоуловители и глаза-видеокамеры на подвижных кронштейнах, привычные искину датчики температуры и давления и даже примитивная механическая рука: с ее помощью Иволга обыгрывала всех желающих в нарды или го.

В психологических и социометрических тестированиях ведущую роль традиционно играли работавшие с искином летчики, но, формально, руководил процессом заведующий лабораторией киберсоциометрии профессор Коробов. Ассистентом у него выступала Валентина Абрамцева.

Давыдов задавал подключенной к имитационной установке Иволге вопросы по литературной классике: Шекспир, Пушкин, Достоевский, Гессе… Тестирование давно потеряло формально-экспериментальный характер: Давыдов то и дело увлекался и начинал всерьез спорить с искином. Абрамцева не останавливала их, а с видимым интересом слушала, время от времени принимаясь быстро вносить что-то в планшет.

Там же присутствовал и Абрамцев: вместе с завлабом он наблюдал за обсуждением со стороны, с «режиссерского» возвышения, привычно пряча за спиной четырехпалую руку. Коробов украдкой улыбался, приглаживая округлую бороду, и напоминал не то Санта-Клауса на новогоднем спектакле, не то просто воспитателя, благодушно наблюдающего за детскими шалостями. Немного схожее выражение проступало и на лице Абрамцева — только безо всякого следа умиления или интереса. Но и без осуждения: в понимании Абрамцева, жена и друг занимались глупостями — однако он снисходительно прощал их ребячество. Давыдов иногда поглядывал в его сторону с видимым смущением.

Смирнов отвернулся. Он чувствовал себя больным.

Каляев просматривал записи молча. В самом начале он достал свой серебристый планшет, но ни одной пометки так и не сделал.

Спор на экране быстро набирал обороты и вскоре сменил вектор: по терновой тропе примеров и ассоциаций искин и человек перешли от литературы к истории, от прошлого — к настоящему.

— Из твоих рассуждений следует, что всякий исторический прогресс есть благо. Но насильственный и бездумный прогресс разрушителен! — запальчиво говорил Давыдов. — Тысячелетние культуры становятся глиной, из которой мы лепим желтые кирпичи — но разве нам известно доподлинно, в какой стороне Изумрудный Город? Мы, люди Земли, постоянно говорим о развитии, о будущих перспективах, и мы убедительны в своих речах и достижениях: случаи военного сопротивления и кровопролития, слава богу, редки; как писалось в старых книгах, мы «завоевываем умы и сердца». Коренное население колоний спокойно принимает наше главенство и новые порядки, стремится скорее войти в Содружество… Здесь, на Шатранге, даже местные аксакалы не противятся переменам. Но кто знает, что мы утратили, загребая все под себя?

— Каждое мгновение жизни мы утрачиваем одни возможности, но взамен приобретаем другие, — заметила Абрамцева, на миг оторвавшись от планшета. — Возможно, тебе стоило бы чаще слушать наших аксакалов, Слава.

— Никто не может сказать, что утрачено, — лаконично ответила Иволга. — Но мы знаем, что приобретаем, и это определяет ценность прогресса.

— А терраформация? — не сдавался Давыдов. — Тоже детище прогресса и его инструмент. Но будто мало от него бед! В будущем тотальное терраформирование — «терраформирование» в кавычках! — позволит превращать целые планеты в алмазные копи и урановые рудники, но никто не обещает, что это будут исключительно необитаемые планеты: полагаю, выбор будет зависеть только от ценности конечного приобретения. К счастью, технологий таких пока нет, но разговоры о них давно ведутся…

— Это другое, — сказала Абрамцева. — Ты говоришь о физическом уничтожении биосферы целой планеты. Совсем другой масштаб.

— Но и такое может быть оправданно, не так ли? — обратился Давыдов к искину.

— Если конечная польза для человечества превысит все издержки, — мгновенно ответила Иволга. — Но в случае с обитаемыми планетами вероятность ничтожно мала.

— И все же это совсем другое, — с напором, выдававшим волнение, повторила Абрамцева.