Иволга будет летать

— Необходимы для выполнения некоторых тестов. Но кабели питания не позволят Иволге открутить себя от установки и начать бегать по базе с лазерным резаком наперевес: можете не беспокоиться, — насмешливо сказал Смирнов. — Об особенностях устройства этих кронштейнов и манипулятора, если желаете, можете завтра расспросить инженеров: я в этом не дока. Ко мне у вас на сегодня еще есть вопросы?

— Какой у Иволги правовой статус?

— Никакого. Она испытательный образец. Но в будущем это изменится: наши юристы уже разрабатывают нормы, которые обеспечат ей правовую защиту. Так называемый «закон о фамильярах». Вам это кажется смешным?!

— Наоборот: грустным, как и вся местная «магия». — Каляев взглянул на часы. — Простите, я и так вас задержал. На сегодня больше никаких вопросов.

— Моих сотрудников в неурочное время также прошу не беспокоить. — Смирнов отключил видеопанель. — Им и так… не по себе от этого всего. Понимаю, вы делаете свою работу. Но не мешайте нам делать свою.

* * *

Утром следующего дня зарядил дождь и продолжался до самого вечера. Всю технику на Дармыне загнали в ангары или укрыли тентами, люди избегали без нужды выходить на улицу. Но в городе давал концерт Терранский симфонический оркестр; для колониального захолустья это было событие.

По негласному светскому протоколу Смирнов обязан был присутствовать. Но, кроме его служебного внедорожника, в шесть часов пополудни от ворот «Дармына» отъехало еще два десятка электромобилей и микроавтобус: почти все, кто не был занят на дежурстве и сумел достать билеты, отправились в город. Одна из машин увозила Абрамцеву и Каляева.

— Это не слишком?.. — Каляев удивился, когда днем Абрамцева протянула ему билет: «Мы их выкупили загодя, так что теперь остался лишний.»

— Слишком — это если бы я отдала его Давыдову. — Она позволила себе горькую усмешку: они были одни. — Но Слава все равно колдует в подвале с медэкспертами. А вас как-то нужно занять, чтобы вы тут не разнюхали никаких секретов, пока дядя Сева будет дремать в губернаторской ложе.

Каляев растерялся от ее прямоты.

— Иволга не включится быстрее от того, что я буду сидеть дома, смотреть головизор и пить бренди, а вы — досаждать расспросами кибернетикам, — добавила Абрамцева, помолчав. — Давайте съездим, Миша. Или к Вашим услугам лучшие концертные залы галактики, потому мысль о шоу в нашем провинциальном вертепе нагоняет на вас скуку?

— Нет, что вы! — Он окончательно смутился. — Обычно мне не до концертов. Поедемте, если хотите.

— Хочу, — твердо сказала Абрамцева. — Тогда, в шесть на посадочной площадке.

Каляев пришел вовремя; она опоздала на четверть часа, потому они отъехали последними.

— Простите, Миша: Коробов срочно потребовал отчет по адаптации тестов для допроса Птицы, — извинилась Абрамцева. — Боится завалить сроки.

Несмотря на задержку, она успела сменить форменные брюки и куртку на черное платье в пол и плотную темно-серую шерстяную шаль, какие носили женщины Великого Хребта: в предгорьях традиционные горские одежды тоже пользовались популярностью.

— Отлично выглядите! Как продвигается подготовка теста? — вежливо поинтересовался Каляев.

— Можно придать молотку форму микроскопа, только вряд ли с него будет прок в цитологическом анализе. — Абрамцева вздохнула. — Но свой микроскоп дядя Сева получит к назначенному часу.

— Ваши слова стоит понимать так, что вы сомневаетесь в способности ваших методик выявить обман даже после доработки? — уточнил Каляев.

Абрамцева пожала плечами.

— Иволга умна, Миша: она знает нас и наши ухватки.

Электромобиль плавно катился на автопилоте. Окрестностей трассы было не разглядеть — стекла заливал дождь.

— Ваш муж любил музыку? — спросил Каляев. — Простите, если…

— Оставьте эти реверансы, — резко оборвала его Абрамцева. — Да, Денис любил музыку. Он сам был неплохим пианистом. Наверное, это единственное, что он действительно любил.

— А полеты?

Абрамцева покачала головой:

— Когда-то — возможно. Но в последние годы это стало для него просто работой, которую он старался делать хорошо, как и все, за что брался. Ему нравились старые катера, и все же он учился работать с искинами, как того требовало дело. Результаты он ставил выше личных чувств. Потому никому из тех, кто хорошо его знал, не верится в самоубийство; наверняка наверху произошла какая-то нештатная ситуация… Что не умаляет моей ответственности.

— Рискую опять вызвать ваш гнев, Валя, но, все же: сочувствую вам, — сказал Каляев. — Оказаться, даже косвенно, причастным к гибели близкого человека — такого врагу не пожелаешь.

— Сочувствуйте лучше Давыдову. Мы, потомки шатрангских горцев, намного проще землян относимся к вопросам жизни и смерти. — Абрамцева взглянула на струи воды, бегущие по стеклу. — Снег питает ручей, ручей питает реку, река впадает в океан. Но что для океана ручеек талой воды? Капля, миг.

— Откуда у горцев взяться таким метафорам? — удивился Каляев. — Разве с Великого Хребта видно океан?