Ивы зимой

Тоуд вздохнул еще раз и решил предпринять осмотр и освидетельствование собственной персоны. Перекатившись для этого с боку на бок, потянувшись и пошевелив лапами, он убедился в том, что болит у него все тело, хотя и не так сильно, как можно было ожидать после столь неудачного приземления и висения между небом и землей. На всякий случай Тоуд решил постонать и покряхтеть — скорее ради собственного успокоения.

— Ничего не сломано, — признался он себе. — Все на месте. — Приподняв одеяло и оглядев себя целиком, Тоуд добавил: — Нет ни крови, ни свежих шрамов, ни смертельных ран… Похоже, я выживу. Да, я буду жить!

Пощупав лоб и не обнаружив признаков жара, он понял, что и кошмар пневмонии обошел его стороной.

— Я победил ее! Я переборол эту страшную болезнь! Я сильнее ее, сильнее, чем я сам думал. Я побывал в экстремальных условиях и выжил, даже без особого вреда для себя.

Ободренный такими выводами, Тоуд решил на всякий случай получше рассмотреть пейзаж за окном (мало ли что), но прежде, чем подойти к окну, он выглянул за дверь, убедился, что в коридоре никого нет, и заперся на ключ.

День клонился к вечеру, но за окном было еще достаточно светло, чтобы разглядеть пусть не всю усадьбу, но — вполне четко — великолепную ухоженную лужайку, живую изгородь, прогулочную галерею, розовые кусты и вековые, изящно подстриженные деревья.

— Роскошно, — заметил Тоуд. — Впрочем, как раз этого и стоило ожидать от дома, удостоенного чести принимать такого великого авиатора. Тем не менее нельзя терять бдительности. Эти места, похоже, кишат судьями, комиссарами и неприветливыми епископами. Да и Замок с его темницами, насколько я понимаю, в двух шагах отсюда. А следовательно, мне нужно сматываться отсюда, и чем скорее…

Тут его мысли были прерваны каким-то звуком. Тоуд увидел, что кто-то аккуратно пытается повернуть снаружи дверную ручку. Обнаружив, что дверь заперта, неизвестный вежливо и ненавязчиво постучал. Вслед за стуком из-за двери послышался голос, принадлежащий, судя по всему, пожилому мужчине:

— Как вы там, сэр?

Тоуд поспешно задернул шторы и прыгнул в кровать, ответив оттуда слабым, дрожащим голосом:

— Я болен, наверное, тяжело, и мне не следует подниматься с постели.

— Сэр, дверь заперта, и я не могу войти, чтобы занести еду, которую прислал вам его светлость. Может быть, оставить поднос за дверью?

Все это было сказано таким вежливо-услужливым голосом, что складывалось впечатление, будто у его обладателя не было в жизни других целей и радостей, кроме как прислуживать Тоуду. Почтительное отношение и еда, еда — совсем рядом, прямо за дверью, — против таких соблазнов Тоуд устоять не мог.

— Подождите, сейчас я доберусь до двери, — страдальчески заявил Тоуд, что не помешало ему оказаться у порога в мгновение ока.

Приоткрыв дверь — самую малость, — он посмотрел в щелочку и обнаружил за ней дворецкого с подносом в руке.

— Мне нехорошо, совсем нехорошо, и больше всего мне сейчас мешает свет, — прошептал Тоуд. — Я попрошу вас подождать, пока я снова лягу в постель, прежде чем вы войдете. И пожалуйста, не зажигайте свет. А если он вам нужен, то поставьте свечи подальше от кровати. Есть и пить я совсем не могу, но не попытаться отведать хоть что-нибудь было бы невежливо по отношению к гостеприимным хозяевам.

Речь, похоже, удалась Тоуду, если не сказать, что слишком. Дворецкий, казалось, был готов расплакаться от сочувствия и сострадания к больному пилоту.

— Бросьте, старина, я еще не так плох, — хрипло произнес Тоуд, залезая под одеяло и укутываясь до самого носа.

Жадно и нервно следил он за тем, как дворецкий манипулирует с благоухающим подносом. Тот же, оставив в комнате лишь одну свечу на дальнем конце стола, поспешил удалиться.

Уже из-за двери он сообщил:

— Его светлость и гости поместья желают вам скорейшего выздоровления, сэр. Для них большая честь то, что вы оказались в этой усадьбе. Кроме того, они готовы предоставить вам любую медицинскую помощь.

— Сон и покой — вот лучшие лекарства, — ответил Тоуд. — Пожалуйста, передайте его светлости и гостям мою благодарность и попросите их подождать. Я думаю, что через день-другой уже ничто не помешает мне лично выразить им мою признательность, а пока что я предпочел бы выздоравливать в одиночестве.

Дворецкий кивнул и закрыл за собой дверь.

Выждав какую-то секунду, Тоуд отбросил одеяло и кинулся к столу, чтобы поближе ознакомиться с подносом. Там оказался омлет, обжаренные кусочки хлеба с хрустящей корочкой, чай, вазочка с фруктовым компотом и бокал сухого белого вина, судя по букету — высочайшего качества.

— Было бы совсем замечательно, если бы этого принесли побольше, — сказал Тоуд, мгновенно осушив бокал. — Как, впрочем, и всего остального. Но я, искатель приключений, должен принимать жизнь такой, какая она есть, и довольствоваться редкими скупыми радостями, что выпадают на его долю.

С этими словами он резво разделался с ужином и стал обдумывать, как быть дальше.