Начинаю рассказ о моей трудовой жизни. На Донбасс собрались ребята не только из нашего класса, но и из другого и двое мальчишек из школы № 1. Приехали мы в Горловку. Поселили нас вначале, так скажем, в перевалочный пункт до распределения по участкам. Первое, что меня поразило и ужасно резало слух – все кругом матерились, и это казалось очень неприятным. Но со временем ненормативная лексика стала привычной, нормативной, и я сразу стала своим человеком. После нескольких дней пребывания в изоляторе нас отвезли в шахтёрский посёлок Калиновка, определили в общежитие и, наконец, повезли в бригаду строительства дорог. Бригада состояла из двух подразделений: мужская – бордюрщики и женская – подготовка дорог и укладка асфальта. Как инструмент использовали специальную ковшовую лопату в виде сердечка, кайло и для разравнивания щебёнки и асфальта деревянный инструмент типа грабель, но без зубцов, а с ровной поверхностью. Пополнение выглядело вполне привлекательно – здоровые, крепкие ребята. Только я и моя подруга Света Павычан, небольшого роста и худенькие, произвели на рабочих довольно сомнительное впечатление. Как эти детки с лопатой будут управляться? Ведь заработок делится на всех поровну. Решили нас испытать на прочность и силу духа. Всем дали обычные лопаты, а нам почему-то огромные. Я даже не знаю, где они их взяли, потому что больше никогда в жизни таких не видела. Бригадир Валентина Петровна вручила их нам перед всем коллективом торжественно:
– Ну, юный рабочий класс, покажите всем как нужно работать. Вот специально для вас комсомольские лопаты.
Ирония была очевидной. Перешёптывание и косые взгляды красноречиво говорили «как нам рады.» Что ж, ростом не удались, но характер проявили. Мы молча взялись за работу. Хорошо, что первое время пришлось разбрасывать асфальт. Если бы щебёнку, у нас бы точно не получилось. День бросаем, второй бросаем молча, не хуже других. На третий наши запястья опухли. Потом бригадир увидела и смиловалась, заменила на обычные, как у всех. Сомнений в нашей работоспособности больше не возникало никогда.
О, с каким аппетитом мы ели в столовой! Через две недели приехала мама посмотреть, как я устроилась. Мы, весёлые, уплетаем первое, второе блюда. Она такого аппетита у меня никогда не видела и, успокоившись, уехала домой. Через месяц все здоровые, сильные ребята уехали обратно. Им показалось, что очень тяжёлый труд. Да и заработок был не такой, за каким ехали. А мы со Светой остались и со временем так втянулись, что было нетяжело разбрасывать щебёнку, шлак, разгружать бортовые машины, когда надо нагружать самосвалы землей и т.д. Тогда много было ручного труда… Как-то я разгружаю бортовушку со шлаком (это отходы производства цемента, там были и огромные валуны застывшей массы). Я этот валун с метр длиной и так, и эдак, с трудом поддаётся. Приехал посмотреть на наш труд прораб. Не выдержал, ловко вскочил на машину и быстро справился с этим валуном. Это было в начале моей карьеры. Но вскоре откуда сила взялась – не знаю. Я легко разгружала машины. Как-то все ушли на обед, пришло 7 бортовушек со щебёнкой. Простоя не должно быть. Пока вернулись, я разгрузила 6 и была рада, что у меня так ловко и быстро получается.
После Пётр Васильевич не раз наблюдал, как я разгружаю машины, и добрая улыбка озаряла его лицо. Он даже предлагал мне поступать в дорожностроительный институт. Я подумала, что эта работа не для меня. Основная функция управленцев, бригадиров, прорабов, начальников участка и даже работников треста – это в конце месяца закрывать наряды так, чтобы что-то заплатить рабочим. Иногда они засиживались до полуночи, придумывая откуда приписать объём не проделанной работы, потому что расценки были очень низкие, и мы получали довольно мало. Большинство девочек в бригаде приехали за тем, что и я – за рабочим стажем, и мы в этот спор не включались. Но были и местные, и те, кто хотел что-то заработать. Они спорили довольно жёстко. Эта функция не для меня. Мне по душе самой работать, отвечать за себя. И вообще, мой любимый инструмент лопата навсегда остался в фаворитах.
Вначале мы какое-то время жили в Калиновке. Там было какое-то производство, выделявшее резкий запах сероводорода. Рядом находилось шахтёрское общежитие, которое славилось хулиганскими поступками шахтёров. Здесь в основном работали в шахте бывшие заключённые. Нам было страшно за порог выйти. На работу и с работы нас возили на бортовых машинах. Приезжаем – в туалет на улице и быстро закрываемся, сидим тихо как мышки. Если куда-то идём в кино, за нами приходили дружинники и провожали нас туда и обратно. Как-то помню, я лежу в постели с перевязанной головой (Страшная головная боль и рвота – такие приступы были у меня и в институте, и на Целине, и в Алма-Ате. Всё перетерпела, но без всякой поблажки на работе). В тот момент моих страданий, я не знаю как, вошёл пьяный шахтёр и ко мне, вытаскивает нож и говорит:
– Сейчас я тебе кишки выпущу – зарежу.
Я совершенно спокойно отвечаю:
– Режь, пожалуйста. Может я больше не буду мучиться.