Из Америки – с любовью

Меня всего перекосило. Самое личное, самое сокровенное для каждой семьи здесь выставлялось напоказ, по-американски нагло. Что за дикость – похваляться своими мертвыми?

– Скажите, Кейт, а что это за кладбище? – поинтересовался Андрей.

– Это Арлингтонское мемориальное кладбище, – объяснила наша провожатая с педантичностью классной дамы. Мне вдруг пришло в голову, что как раз классная дама в пансионе для девочек из нее вышла бы великолепная. А для полицейского она слишком взбалмошна. – Сначала тут было кладбище офицеров-юнионистов, погибших во время Гражданской войны. Потом оно стало памятным. Здесь хоронят всех наших солдат, погибших на войне.

– Всех? – переспросил я.

– Да, – Кейт печально кивнула. – Видите, как много могил? Чуть дальше есть кенотаф всем погибшим во время Аргентинской кампании, но мы его не увидим – надо заезжать специально со стороны Пентагона.

Я не знал, смеяться мне или плакать. «Как много могил…» Чтобы вместить всех наших павших за этот кровавый век, не хватит кладбища размером с город. Но, как я думал только что, кто станет похваляться мертвецами?

Во всяком случае, не мы.

Кладбище осталось позади, мы вновь выворачивали на мост, когда сердце мое внезапно проколола острая боль. Я непроизвольно вздохнул, и боль отошла, но не скрылась совсем, а притаилась где-то рядом. Не в первый раз со мной случалось такое, и всякий раз это значило одно – за плечом стояла угроза, смутная и оттого еще более страшная. Я попытался определить источник этого чувства, поворачиваясь всем телом, точно локатор.

– Скажите, Кейт, а что там за парк? – стараясь говорить по возможности небрежно, полюбопытствовал я, пока машина проезжала мост.

– Это не парк, – ответила американка. – Там владения Трайпл-Эм. Что-то вроде исследовательского центра.

– Арлингтонская лаборатория? – уточнил мой неугомонный коллега.

– Верно, – подтвердила Кейт. – А вы откуда знаете?

– Один из наших подозреваемых, – напомнил Андрей. Я провожал взглядом кучку зданий на берегу Потомака, пока та не скрылась из глаз.

– Чем займемся в гостинице? – спросил Андрей, когда мы проехали мимо парка перед Капитолием. – Подумаем, что нам дадут эти бумажки? – Он встряхнул свертком забытых в машине распечаток.

– Признаться, я слишком устал, чтобы о чем-то сегодня размышлять, – признался я. – Думаю завалиться на кровать и почитать что-нибудь легкое. А вы?

– А я пойду погуляю, – азартно заявил Заброцкий. – Я же как-никак в первый раз за границей! Не сочтете это за признак неблагонадежности?

– Не сочту, – усмехнулся я.

– Имейте в виду, господа, – предупредила Кейт. – Завтра нам с вами ехать в Принстон. Как вы настаивали. А чтобы обернуться за один день, придется ехать утренним рейсом.

– Утренним – это во сколько? – опасливо переспросил я.

– В шесть утра! – объявила Кейт. – Так что к пяти я за вами заеду.

– Не надо так громко стонать, – попросил я Заброцкого. – В столь тесном пространстве у нас могут лопнуть барабанные перепонки.

Вашингтон, округ Колумбия, 26 сентября 1979 года, среда. Анджей Заброцкий

Ноги несли меня куда глаза глядят, глаза глядели прямо – одним словом, я изрядно удалился от гостиницы, прежде чем до моего сознания достучался чей-то упершийся между лопаток взгляд.

Черт, неужто мерещится? Но пройдя еще две улицы, я окончательно убедился, что охотником на привидения я еще не стал и манией преследования не страдаю. За мной тащился «хвост».

«Хвост» – он же топотун, топтыгин или рыба-прилипала, – был самый что ни на есть всамделишный. И вел он меня более-менее профессионально – с уклоном в менее, поскольку я его все же выловил. Ради интереса я исполнил несколько приемов из лекции по «наружке», благо прикрытие у меня было в этом смысле идеальное – турист-иностранец, впервые попавший в американскую столицу, – и выяснил, что «хвост» был один. Это, впрочем, ничего не значило. Если б за меня взялась мало-мальски солидная контора, то выудил бы я своими штучками дырку от баранки. Может, Щербаков на моем месте и обнаружил бы еще чего-нибудь, он-то в этом деле не одну ворону съел, но я в этом глубоко сомневался.

Однако никто не сказал, что этого типа не подставили специально – один дурак на виду, а в тени вокруг притаилось с полдюжины ловких мальчиков на машинах и с радио. Да и, в конце концов, следить за мной могли не одна, а две разные конторы. Впрочем, всем этим размышлениям придется подождать до вечернего рапорта Щербакову. Гораздо более насущным был вопрос – а что мне с этим «хвостом» делать? Стряхнуть-то я его мог элементарно, но при этом я терял возможность получить ответы на хотя бы один из крайне занимавших меня вопросов. Например, кому понадобилось за мной следить? Откуда этот некто узнал о моему существовании? Что я такого сделал, чтобы этот господин наступал мне на пятки? И куда, собственно, я должен был привести моего Топтыгу?