В должное время поднялся председатель клубного комитета изящных искусств и начал с замшелого и никого уже не способного обмануть заявления, что сегодня застольных речей не будет; будет лишь дружеский разговор. После чего он последовал далее по своему поросшему мхом пути и выдал нам речь, которая могла быть рассчитана только на то, чтобы каждому слушателю, еще не потерявшему полностью разум, стало стыдно за род человеческий. Если бы к нам на обед попал чужестранец, он подумал бы, что присутствует на божественной литургии в личном присутствии божества. Он заключил бы, что мистер Кларк — благороднейший гражданин, каким может похвастаться наша республика, образец самопожертвования и великодушия, расточительнейший благотворитель, какого не видывал свет. И этому коленопреклоненному почитателю денег и их владельцев не пришло даже в голову, что Кларк из Монтаны просто бросил монетку в протянутую ему клубом шляпу, и при этом потерпел не больше убытка, чем потеряв на улице десять центов.
Когда докучный оратор закончил свою молитву, поднялся президент Юнион-Лиг и продолжил молебствие. Его рвало комплиментами по адресу этого каторжника, которые с любой точки зрения могли восприниматься лишь как грубейшая шутка (хотя сам оратор об этом, как видно, не знал). Обоим ораторам дружно зааплодировали. Но вот второй из них выступил с заявлением, которое, как мне сперва показалось, будет принято слушателями с неодобрением, с прохладцей. Он сказал, что доходы клуба от продажи билетов на выставку не покроют понесенных клубом издержек. Но оратор здесь сделал легчайшую паузу, — ту самую паузу, которую делают все ораторы, готовя коронный ход, — и сообщил, что сенатор Кларк, узнав о случившемся, вынул из кармана полторы тысячи долларов — половину того, что стоила страховка картин, — и тем спас клубную кассу. Не дай мне боже покинуть сей мир, если участники литургии не разразились овациями при этом сообщении. Не дай мне боже навек успокоиться, если каторжник не расплылся до ушей в блаженной истоме, которую он испытает еще только раз — в тот день, когда Вельзевул отпустит его на воскресный день из котла понежиться в холодильнике.
Я близился уже к последнему издыханию, когда председатель клуба прикрыл свою ярмарку пошлостей, представил обществу Кларка и сел на место. Кларк поднялся под яростный грохот рояля и визгливое пиликание скрипок. Это было "Звездное знамя"[211]
, или нет — "Боже храни короля"[212], а потом все участники во всю глотку пропели "Он такой славный малый!..". Далее последовало настоящее чудо. Я всегда полагал, что ни одно существо не в силах произнести застольную речь о собственной добродетели. Оказывается, я упустил из виду ползучих гадов. Сенатор Кларк нес свою околесицу около получаса. Темой его были уже знакомые нам комплименты предыдущих ораторов по поводу его грошовых щедрот. Но он не удовольствовался тем, что повторил их дословно. Он добавил по своему адресу кучу новых похвал, причем восхвалял себя с таким чувством и пылом, что все предыдущие комплименты пожухли, поблекли, утратили силу и блеск. Уже сорок лет я сижу на банкетах, изучая человеческую глупость и человеческое тщеславие, но ни разу мне не пришлось наблюдать что-нибудь даже чуть приближающееся к ослиному самодовольству этого наглого, пошлого, бесконечно тупого деревенского олуха.Я навсегда благодарен Джонсу за то, что он дал мне случай побыть на этом молебне. Мне казалось, что я успел наглядеться на всех речепроизносящих зверей и познакомился со всеми их разновидностями. Но здесь я впервые увидел, как люди бесстыдно лезут в помойную яму и открыто поклоняются долларам и тем, кто владеет долларами. Я знал, конечно, об этом, иной раз читал в газетах, но еще никогда не видел, как они преклоняют колена и читают молитвы вслух.
[ПАЛЛАДИУМ[213]
СВОБОД][214]30 января 1907 г.
Американские политические и коммерческие нравы уже не только повод для шуток — это целый спектакль.
Человек — достойное удивления, странное существо. Чтобы поднять политические и коммерческие нравы в Англии до мало-мальски пристойного уровня, потребовалась десятилетняя работа Кромвеля[215]
и многих тысяч его проповедников и богомольных солдат. Но достаточно было Карлу II[216] поцарствовать несколько лет, и англичане снова сидели в своей грязной луже. Когда я был молод, порядочность у нас в США не была такой редкостью — в течение нескольких поколений нацию воспитывали честные люди, пользовавшиеся заслуженным влиянием в стране. Однако Джей Гулд — один, без всякой подмоги — всего за шесть лет подорвал нравственность американцев. А за три последующих десятилетия сенатор Кларк и компания так разложили страну, что, насколько я в силах судить, нет надежды на ее исцеление.