Из бездны с любовью

Для красивой женщины старость наступает в тот день, когда мужчины перестают на нее смотреть. Лана Васильевна поняла, что состарилась, в трамвае, по дороге домой из спортивного клуба на Петроградской стороне, где она последнее время занималась модным «дамским балетом». Кроссовки вполне заменяли пуанты, а платье можно было надевать любое – стесняться было некого. Балерины, полные, неуклюжие, с отечными коленями и бесформенными талиями, грациозно поднимали обвисшие руки и слегка подпрыгивали под музыку, любуясь в зеркала на свои тяжелые тела в розовых и голубых газовых юбочках. На их фоне Лана Васильевна смотрелась девушкой – тонкая, с длинными ногами, с прямой гладкой шеей. Она одевалась со вкусом, как настоящая дама. Брючные костюмы хорошего покроя, шелковые блузки, на носу очки в тонкой позолоченной оправе. Следить за собой Лана привыкла с ранней молодости, когда все было дефицитом и она сама готовила маски из огурцов, отвара ромашки и овсяных хлопьев. И теперь она не покупала химических кремов, а делала собственные, из пчелиного воска и ланолина. Она не умывалась по утрам, только слегка дотрагивалась до глаз влажной салфеткой. Вода сушит кожу, могут появиться морщинки. А этого допускать нельзя, особенно теперь, когда она стала одинокой женщиной. После ухода Сергея она столько плакала, что под глазами легли синие тени. Они не развелись, но уже давно не виделись и не разговаривали. Только раз, когда умерла Ланина мать, он позвонил и выразил соболезнование. И сразу повесил трубку.

В тот вечер в трамвае рядом с ней села толстая девица лет семнадцати, с прыщами на лбу и бесцветными глазками. От нее пахло потом. Лана Васильевна с удовлетворением отметила, что она выглядит несравнимо лучше этой неопрятной пышки. Ланины густые и ровно окрашенные волосы были тщательно уложены, зеленые глаза слегка подкрашены. На Садовой в вагон вошли двое мужчин среднего возраста, хорошо одетых и немного навеселе. Они уселись напротив и стали шутить и перемигиваться, разглядывая толстушку с явным удовольствием и не обращая на Лану ни малейшего внимания. С презрительным удивлением вглядываясь в глупенькое личико девицы, в ее короткие пальчики и круглые коленки, Лана неожиданно, но совершенно ясно осознала, что юность несравнимо сильнее красоты. Никакая пудра не могла соревноваться с нечистой, но детски нежной кожей, никакая помада не могла сравниться с блеском девичьих губ. Даже пот этой замарашки был зна`ком жизни, запахом здорового, готового к деторождению тела.

Домой Лана Васильевна пришла расстроенная. Попыталась утешить себя, рассматривая фотографии семидесятых годов, когда она была настоящей красавицей. Эта девица не стоила бы ее ногтя в то время. У девушек теперь не бывает тонких талий, они все длинные, как сосиски, или круглые, как бочонки. Лана Васильевна сохранила и талию, и гладкость кожи. Три года назад ей исполнилось пятьдесят, но она все еще не могла привыкнуть к этому, говорила подругам: «В нашем возрасте, когда уже за сорок, нужно правильно питаться». Собственно, подруг у нее было только две – Зойка и Лидуся, бывшие одноклассницы-однокурсницы, которые, как и она, всю жизнь прожили в одном районе и вместе учились в школе на углу канала и Вознесенского проспекта, в то время носившего имя Майорова – комиссара Рабоче-крестьянской Красной армии, напрочь забытого в перестройку, когда проспекту вернули прежнее название. Лана, как и ее подруги, и раньше понятия не имела, кто был тот героический юноша, погибший в двадцать девять лет. Герои отдают жизни, а проходит полвека – и никто не помнит, за что.