А пока, как говорится, суд да дело, искусство будет оставаться оплеванным и лихие люди вроде Матье, смеющие именовать себя художниками, будут по–прежнему делать бизнес, забрасывая краской за пять минут гигантские полотна, вспарывая холсты саблей, катая вымазанных краской натурщиц по холсту и даже набивая нечистотами стеклянные консервные банки, — «все, что выплевывает художник, есть искусство». И будут находиться покупатели на все это, и будет вся эта дрянь красоваться в музеях, а на текущих счетах ловких и наглых шарлатанов будут добавляться новые и новые кругленькие суммы.
Поистине не заслуживает никакой жалости эта гниющая цивилизация старого мира, дошедшая до такой степени упадка!
1965
январь
у, Поп–арт“
Это еще что такое, спросит неискушенный читатель, Поповский артистизм? Популярный артикул? Каких только сокращений не выдумают дошлые журналисты! Увы, это не обычное сокращение, употребляемое любителями скороговорки. Это официальное наименование самой новомодной школы живописи п скульптуры, идущей па смепу признанному устарелым абстрактному искусству.
Впервые о «поп–арте» заговорили года два–три тому назад. Я столкнулся с ним в ноябре 1963 года в Лондоне, побывав там на нескольких больших выставках, и в том числе на самой сенсационной — на выставке «Ста ведущих художников мира», организованной в залах знаменитой Тэйт–галери под покровительством фонда сэра Джеймса Данна. В отборе картин для этой выставки приняли участие руководители нью–йоркского Музея современного искусства, Совета по делам искусства Великобритании, института Карнеги в Питтсбурге, Музея искусства XX века в Вене, бельгийского министерства по делам образования и культуры и многих других авторитетных учреждений.
Среди ста художников, представленных на выставке, конечно, не было ни одного представителя реалистической школы живописи и тем более ни одного советского мастера — на Западе вошло в обычай игнорировать их. Но вот что любопытно: на этот раз были отодвинуты на второй план и такие виднейшие деятели современного западного искусства, как Пабло Пикассо, Марк Шагал, Ренато Гуттузо, Роберто Матта или Эдуард Пиньон. Не они опреде
лили лицо этой выставки, — видимо их сочли старомодными.
В центре внимания были «ультрасовременные» специалисты пресловутого «поп–арта»: ведь именно в нем иные искусствоведы Запада видят мнимое «возрождение реализма», идущее на смену абстракционизму. Как убедится читатель в дальнейшем, нет ничего более далекого от правды, нежели такое утверждение.
Сразу же у входа вашему вниманию предлагалась такая, например, «картина» Роберта Раушенберга, тридцативосьмилетнего американца из Техаса, слывущего самым великим мастером этого самоновейшего искусства. Большой квадратный холст, частично замазанный грязной краской. Поперек прибита тонкая никелированная планка. Слева к ней прикована на цепочке чайная ложка. Ложка опущена в самый обыкновенный граненый стакан, налитый водой; стакан стоит на полочке, прибитой к стене рядом с картиной. С другой стороны к планке приделана какая‑то пружина. Сверху, слева, над планкой к холсту прилеплены зачем‑то галстук и обрывки майки; внизу справа художник приклеил драные грязные трусики. Еще прибита к холсту крышка от консервной банки. Там и сям намалеваны без всякого смысла разрозненные буквы афишного размера и приклеены обрывки фотографий из газет. Все это вместе взятое называется «Трофей № 2 (посвящается г–ну и г–же Марсель Дюшан)».
Авторы роскошного каталога выставки, отпечатанного на мелованной бумаге, дают пояснение: «Автор подвергся влиянию дадаистов и Кунинга. Он революционизировал современную американскую живопись захватывающими внимание зрителя «комбинациями», его произведения — это частично живопись, частично скульптура, частично набор готовых изделий».
Рядом висела «Американская мечта Демута № 5» в исполнении Роберта Индианы. Эта мечта была изображена в виде пяти круглых штампов с примитивным орнаментом, в который входили параллельные круги, звезда, многократно повторенная цифра «5» и выбитые трафаретом слова: «есть, есть, есть», «обнимать, обнимать, обнимать», «грешить, грешить, грешить», «умирать, умирать, умирать». Примечание в каталоге гласило: «В 1928 году американский художник Чарльз Демут написал символический, выглядевший подобно афише портрет своего друга
поэта Вильяма Карлоса Вильямса. Это произведение, вдохновленное первой строкой поэмы Вильямса — «Мне видится цифра 5 в золоте», напоминало пожарную машину (!), которая с шумом мчится ночью по улицам Нью–Йорка. Теперь Р. Индиана почерпнул свое вдохновение сразу из двух источников — из картины Демута и из той темы, которая заинтересовала Демута».
При всем желании зритель не разглядит на этих пяти крестообразно размещенных штампах ни образа поэта Вильямса, ни пожарной машины, ни улиц Нью–Йорка, ни художника Демута, который пытался изобразить тридцать пять лет тому назад столь странным образом портрет своего друга. От всего осталась одна цифра «5», которую Роберт Индиана с маниакальным упорством вырисовывает двадцать пять раз.