Из былого. Военно-морские истории

– Для выполнения важного правительственного задания, – на мостике все заулыбались в предвкушении развлечения, – прошу обеспечить корабль ГСМ и продуктами, как ниже указано: дизтопливо – 50 тонн, масло М20БП – 300 кг, хлеба белого – 50 булок, хлеба чёрного – 20 булок, сухарей – 10 банок, рыбы мороженой – 50 кг, картофеля свежего – 100 кг (это на Камчатке в июне месяце), моркови свежей – 20 кг, бананов – 25 кг…

Семёнкин на минуту прервался и обвёл взглядом боевых товарищей: офицеры начинали посмеиваться, радист вскинул удивлённые глаза, но смолчал.

Леонид Михайлович продолжал:

– Пиши дальше, сынок. Ананасов – 2 ящика, винограду сорта Алиготе – 35 кг, пончиков с земляничным повидлом – 49 штук, для усиления питания офицерского и мичманского состава на нужды кают-компании португальского портвейна «Порто» – 12 бутылок, ароматизированных бумажных салфеток – 7 пачек, туалетной бумаги производства Франции. Нет, про туалетную бумагу не надо. Записал?

Матрос оторвался от блокнота, поднял сильно увеличившиеся, округлившиеся глаза:

– Так точно…

– Давай подпишу, – Семёнкин поставил свою подпись. – Ну а теперь иди, передавай.

– Так и передавать, товарищ командир?

– Так и передавай. Иди.

Радист спустился вниз. Текст радиограммы вызвал на мостике и на ГКП всеобщее оживление, обсуждение передаваемой заявки продолжалось минут двадцать. Всем была крайне интересна реакция оперативного дежурного бригады. Небольшое, но всё же развлечение.

Примерно через час мы заходили на швартовку. Нам нужно было вставать под загрузку, поэтому для нас освободили часть пирса, и мы ошвартовались первым корпусом. Шёл второй час ночи, но нас лично встречал оперативный дежурный – флагмин (флагманский минёр) бригады. Тут же стояла грузовая машина с продуктами и сонными матросами бербазы (береговой базы). В свете прожекторов и дежурного освещения на лице оперативного сияла широчайшая улыбка. В предвкушении разговора с «виновником торжества» он неторопливо прохаживался по пирсу, заложив руки за спину и ожидая конца нашей швартовки.

Но вот, взревев последний раз, подчиняясь команде с ГКП, заглохли главные дизеля; рассеялся едкий дым выхлопа; матросы крепили заведённые концы; трюмная команда раскатывала топливные шланги. Флагмин в наступившей тишине задрал голову вверх и крикнул с пирса нам на мостик:

– Здорово, Семёнкин!

– Здорово, Палыч! Чего пришёл? Что мы, без тебя не ошвартуемся? Или не спится?

– Ну ты, Семёнкин, даёшь! Если бы я не знал, что радио с заявкой с твоего корабля, я бы решил, что командир умом тронулся. Но это же Семёнкин!

Лицо оперативного дежурного просто сияло от широчайшей улыбки. Леонид Михайлович заулыбался вовсю ответно:

– А ты как хотел? На том стоим! Бананы-то привёз?

– А как же! Но только извини – солёные. Свежие на сегодня уже вышли, будут завтра, с вечерней лошадью из Хабаровска. Возьмёшь эти?

– А нам – один х…! Солёные так солёные, с макаронами на ура съедим. Лишь бы душенька приняла, жопонька всё разделает.

– От твоей заявки весь штаб минут тридцать гудел. У всех сон как рукой сняло. Ну, ладно, Михалыч, заправляйся и отваливай. Детали задачи тебе сейчас на УКВ в закрытой связи дадут. Ветер тебе в спину!

Вот так, товарищи дорогие, и рождается безо всякой предварительной подготовки, просто в зависимости от сложившейся ситуации этот самый военно-морской юмор. Одна небольшая радиограмма доставила много добрых, весёлых минут весьма широкому кругу военных моряков. А это весьма значимо для наших суровых будней.

Впрочем, и в обстановке вполне обычной Леонид Михайлович оставался верен самому себе. Вот ещё один случай.

Корабль стоит у пирса, идёт будничная, в чём-то немного рутинная стояночная жизнь. Экипаж занят делами по распорядку дня, обстановка довольно спокойная, местное судовое время – 10:45. Я сижу за столом и подбиваю документы – планы занятий, тренировок, учений. Через переборку в соседней каюте похрапывает командир. Вдруг он заворочался – слышимость довольно хорошая, но не я же проектировал этот корабль. Храп прекратился, затем раздался звонок – командир вызывает рассыльного по кораблю. Я продолжаю писать, но понимаю, что сейчас что-то будет.

Грохот военно-морских сапог по трапу, затем – вежливый стук в дверь каюты командира, голос Семёнкина:

– Да!

– Есть рассыльный.

– Добро. Вот что, сынок, позови-ка ты ко мне кока.

– Есть. – И вновь грохот сапог по трапу.

Через три минуты кок – казах Керкинбаев Самат – уже стучится в каюту:

– Таварыш камандыр… Па вашыму приказу… Кок…

Заметно, что парень волнуется. Нарочито недовольный голос Семёнкина:

– Кок, сколько сейчас времени?

– Нэ знаю, таварыш камандыр.

– Ну так сходи узнай!

– Ест! – Грохот сапог по трапу.

Мне становится интересно: продолжаю заполнять документы и прислушиваюсь уже специально. Через пару минут возвращается кок:

– Бэз питы одынцать, таварыш камандыр.

– Ну вот видишь!

– Што?

– Как что? Как что? Уже полчаса назад ты должен был постучать в мою каюту: товарищ командир, вот картошечка жареная, лучок тут, хлебушек с маслом…