Из чего созданы сны

При анализе тиража «Блица» можно было подумать, что издатель прав. Поскольку тираж этот все время рос, и «Блиц» оказался уже в тревожной близости к двум гигантам среди иллюстрированных изданий. При этом Херфорда, наряду с возвышенными чувствами, посещали и эмоции совсем другого рода. Как-то он заявил в узком кругу своих сотрудников (на это совещание пригласили и меня): «Конечно, я за мощный тираж и самые высокие цены на рекламу. Но не слишком! Ни в коем случае! Всегда помните об этом, господа! Не зарываться! Стань слишком большим — и это обернется миллионными затратами в год. Так недолго и разориться…»

Небезосновательный кошмар!

На самом деле, существует некий порог цен на рекламные объявления. Его нельзя переступать, даже если объемы тиража это и позволяют. Гигантский тираж пожирает громадные суммы на бумагу, печать, изготовление, сбыт и на статьи, которыми нужно заполнять эти толстые номера. До определенного предела плата за рекламу компенсирует эти затраты в здоровой для торговли пропорции. Но это не срабатывает, если издательство становится слишком крупным, если приходится издавать слишком толстые журналы, а за рекламу — тем не менее — те же цены!

Тогда приходится, как парадоксально это ни звучит, приплачивать. И притом немало. Миллионы в год, как сказал издатель. В общем, наш девиз был таким: максимально возможный успех на грани максимально возможного! Иначе фирма вылетит в трубу. О, как безжалостна и жестока жизнь к миллионерам…

2

Было восемь часов двадцать минут 11 ноября 1968 года, понедельник. Бледно-голубое небо. Бессильное солнце. За городом по земле стелился туман. Прохладно. Мне было жарко. Как всегда.

С засученными рукавами, с распущенным галстуком, с сигаретой «Голуаз» в углу рта сидел я за письменным столом. Рано утром я принял душ, и волосы еще влажно блестели. Мой кабинет находился на восьмом этаже сверхсовременного двенадцатиэтажного высотного здания из стали, стекла и бетона на Кайзерштрассе во Франкфурте. Окна выходили во двор — к счастью, так как Кайзерштрассе была разрыта, там прокладывали линию метрополитена, визжали краны, гудели машины — ад кромешный.

Во двор тоже проникал шум, но это было еще терпимо. В издательском доме, естественно, работали кондиционеры. Не было необходимости открывать окна. На восьмом этаже располагались главная и литературная редакции. Художественная редакция находилась этажом ниже. Чудовищным по размерам аквариумом было это издательство! Даже многие стены в помещениях были стеклянными. Я видел насквозь множество кабинетов, почти все крыло. Еще не показался никто из сотрудников, трудились только уборщицы и я, за письменным столом.

Кое-кого из редакторов этот стеклянный дворец время от времени доводил до безумия. Мне он, в общем-то, не мешал. Я был не редактором, а свободным сотрудником, правда, связанным эксклюзивным договором, но не обязанным сидеть здесь постоянно. Когда у меня было больше времени, чем сегодня, я, как правило, работал дома. Авторы очень редко писали в издательстве, а если уж приходилось, то в общей комнате. Мне же выделили отдельное помещение. Поскольку я был в «Блице», выражаясь по-английски, «топ-райтером»,[32] мальчиком на все руки; спасителем тиража; вундеркиндом, который из любой самой дохлой историйки мог сделать хит…

Передо мной стояли пустые бутылки из-под кока-колы, переполненная пепельница. Повсюду были разложены книги и журналы, из которых я делал выписки: «Кинзи-репорт»,[33] «Мастерз-репорт», старый добрый Магнус Хиршфельд,[34] Медицинская еженедельная газета, «Лексикон эротики». И листки с пометками. Всего несколько записок — больше мне не требовалось. Бальзам для души, «настоящая отдушина» (я не мог об этом думать без усмешки), я отбивал их на клавишах своей машинки почти не задумываясь, и все шло как по маслу.

И вот на этом дерьме можно зарабатывать деньги! И вот на этом издатель выкарабкался!

Я притушил сигарету, тут же закурил следующую, глотнул из бутылки колы — сегодня с утра у меня такой пожар! — и занялся редактированием. Я взял карандаш с очень мягким стержнем из банки из-под конфитюра, в которой торчала масса карандашей. Так, посмотрим… Эрогенные зоны. Неккинг, петтинг.[35] Отлично, отлично. Clitoris. Стоп! Тут мы поставим крестик и сделаем пометку на широких корректурных полях — примечание в скобках: (клитор, лат.). Это примечание в скобках мы давали уже сто раз. Но «клитор» — это хорошо.

После некоторого колебания я расширил вставку. Было важно — как часто это упускают из виду! — придать этим сериям как можно более научный вид. Ради государственного прокурора, Союза охраны нравственности и Добровольного самоконтроля иллюстрированных изданий. И в конце концов, этого желали читатели!

Где же эта книга, черт побери, где — а, вот она! В ней отметил я одно место, его надо сюда, а для этого в абзаце о фимозе[36] я потом вычеркну пару строк, чтобы получилось ровно шесть столбцов.

Итак, дополнительная вставка: