Из чего только сделаны мальчики. Из чего только сделаны девочки (антология)

Десять часов в пути, минус ночь в придорожном мотеле в районе Мариуполя (а твой компаньон — очень хороший компаньон, болтает с тобой, но вопросов не задаёт, без просьбы заправляет оба одеяла в хрустящие пододеяльники, а утром успевает выбежать и купить новенькие зубные щётки ещё до того как ты проснулась). И притом он, кажется, правильно понимает свою роль в твоём путешествии, и ничего не имеет против роли реквизита. У него, видать, свои отношения с демонами-исполнителями желаний.

Дорогущая съёмная квартира в старом доме на набережной, потом пара магазинов одежды, где ты наконец-то — впервые в жизни, ага? — одеваешься так, как хочешь, с ног до головы и от трусов до цепочки-браслета. Посидеть на пляже до темноты, в октябре же непоздно темнеет, так что когда вы возвращаетесь на набережную, ещё работает «Дом Кофе», который и является твоей промежуточной целью. Среди полок, банок, ароматов, среди суеты девочек-консультантов и придирчивых клиентов, смакующих «пробники» выбранного сорта из микроскопических чашек, ты наконец-то объясняешь ему, что делать. И тогда он начинает смеяться.

И сквозь смех объясняет, что нет — в вашей съёмной квартире с огромными окнами он не сможет приготовить тебе твой настоящий, собственный капучино, что для этого недостаточно приехать отдельно от всех в чужой город, недостаточно совершенно пустой квартиры с видом на огни набережной, недостаточно середины октября, недостаточно даже собственного баристы, которого ты увела из лучшей кофейни своего города. Объясняет тебе всю эту историю про кофе-машины, молочную пену и современную кофейную культуру. И всё это время продолжает смеяться, и когда ты понимаешь, что ты никогда не выпьешь настоящего капучино, ты изо всех сил бьёшь его, как в кино. И кричишь, и плачешь, и бьёшься в истерике, и всё это очень некрасиво, и когда ты снова можешь дышать, ты уже не видишь его, его нет, а только супер-профессиональные девочки-консультанты успокаивают тебя, и усаживают за столик в углу, и подвигают тебе чашку какой-то бессмысленной жидкости.

* * *

Он возвращается минут через десять, выглядит страшно, разбитый рот, заляпанная кровью белая рубашка, супер-профессиональные девочки улыбаются ему несколько напряжённо, а он вежливо говорит им «Нахуй отсюда». — что-что? — «Нахуй пошли отсюда, я сказал, БЕГОМ!!!» — и бейсбольной битой начинает крушить зеркальные стены, можжевеловой расписной бейсбольной битой, мы приметили её сегодня на сувенирном лотке и смеясь, тыкали пальцами. «Дом Кофе» пустеет, мы остаёмся одни, вдалеке кто-то кричит, в отдалении начинает собираться толпа.

Но ещё до того, как мир опомнился, в пустом помещении с видом на огни набережной он успевает приготовить, а я — выпить чашку самого настоящего капучино.

Ася Датнова

Ол инклюзив

Над всем побережьем осела туча, губчатая, серо-зеленая как древесный мох. Пассажиры сходили с трапа на бетон полосы неуверенно, как входят в воду - долго жили в холоде, успели к нему привыкнуть, и вдруг горячий дождь, высыхающий еще в воздухе. Шли к автобусам турфирм, чтобы скорей соединиться с видом из рекламного буклета, как на стереооткрытке, поместить себя (представление о себе) в пейзаж: море цвета надежды, полосатый пляжный зонт, на заднем плане горы. Турцию в бархатный сезон захлестывала третья волна русской эмиграции - туризм.

Ездили сюда за византийской верой, беглецы в Европу оседали и пропадали в Константинополе. Теперь тут было дешево, и вместе с тем заграница. Их звала власть несбывшегося - и они покупали путевку "все включено".

Тащили детей и чемоданы. Женщины надели золото, чтобы оттенить его загаром; мужчины пили пиво, потому что как еще должен вести себя освободившийся от смертных забот человек? Освободившийся человек имеет право отдыхать с пивом с самого утра. Некоторые женщины приехали без мужчин, компанией, полные бока и добродушные груди обтягивали тесные кофточки; надеялись не только на пляж и коктейль, но и на любовь - в России не достать нормального мужика, а туркам, говорят, все равно с кем - у них ислам.

Автобус, вздрагивая, одолевал семьдесят шесть поворотов серпантина. Гид уверял, что их сто двадцать, словно с кем-то торговался, и напирал на "незабываемое". Молниями сверкали вспышки туристических фотоаппаратов.

С маленькой, сухой фигурой, в простом платье Екатерина Николаевна смотрелась бы еще девочкой, если бы не неуловимо мраморная тяжесть где-то возле скул. Ей было сорок. Екатерина Николаевна не любила туристов, особенно русских туристов, и теперь мучилась, сознавая себя русской туристкой. Вопрос с путешествием решился в два дня, подруги убедили ее сменить обстановку, и если бы она не была так расстроена своей личной жизнью, то подумав, уехала бы в Клайпеду. Или Грецию. Она твердо не собиралась ни с кем общаться, и утешала себя, что будет время поработать над статьей.

- Сын Диониса и Афродиты, - нахваливал гид, - бог полей и садов, плодородия, чувственных наслаждений! Незабываемую статую Приаса...

- Кого? - спросила Екатерина Николаевна от неожиданности.