Из чего только сделаны мальчики. Из чего только сделаны девочки (антология)

Владимир Осипович был тихим пенсионером, и хотя в дни праздников именовали его внушительно и, пожалуй, даже грозно – «ветеран МВД», но вёл он себя, как обычный, ничем не примечательный пожилой гражданин: права не качал, связями не грозился, собственных порядков не устанавливал – сидел себе целыми днями на лавочке под деревьями, читал газету или так просто щурился на солнце да ковырял палкой в земле. Впрочем соседка Анна Александровна, время от времени заглядывавшая к Галке одолжить то соль, то отвёртку, а заодно и поделиться надеждами на повышение пенсии, опасениями по поводу мирового терроризма и скудными новостями об обитателях двора, давно уже рассказала, что пистолета Владимир Осипович и в руках не держал, за бандитами сроду не гонялся, а спокойно проработал всю жизнь завхозом в довольно крупном учреждении, которое хоть и относилось к Министерству Внутренних Дел, но столы и стулья там требовали такой же инвентаризации, а штат уборщиц – такого же присмотра, как и в других, менее важных конторах. Она же поведала о нехитрой семейной истории ветерана: жена у него после двух десятков мирной супружеской жизни внезапно со всем отчаяньем последней страсти влюбилась в пожилого профессора, приехавшего к ним на кафедру не то в командировку, не то по обмену опытом, да так и умчалась за новым счастьем без оглядки, оставив Владимиру Осиповичу сына-школьника, больше её Анна Александровна и не видела никогда. Сын вырос под суровой отцовской рукой, отслужил в армии, закончил институт и уже в постперестроечные лихие времена внезапно объявил, что женится на немке и уезжает вместе с ней в Германию. Шумели они с отцом по этому поводу, вспоминает соседка, куда дольше и яростней, чем при уходе жены. Владимир Осипович стучал в пол палкой и, прорываясь командным басом сквозь бетонные перекрытия и кирпичные стены, кричал о предательстве родины, которая всё дала неблагодарному сыну: и жизнь, и здоровье, и образование, потенциальный эмигрант же отвечал много тише и неразборчивей, но не менее непреклонно. В один действительно прекрасный для всего дома день всё стихло намертво – сын уехал и более в жизни двора не объявлялся. Ветеран остался один, если не считать старинного приятеля – такого же пожилого, но всё же предпочитавшего китель штатскому пиджаку, который неизменно носил галкин сосед. В солнечные дни они частенько играли в шахматы прямо во дворе, прихлёбывая принесённый в термосе чай из жестяных кружек и негромко беседуя о каких-то вовсе уж неизвестных никому людях и событиях. Однако и приятель в конце концов исчез, да и ничего удивительного: выглядел он много хуже бодрого и подтянутого Владимира Осиповича, а к тому же ещё и гулко кашлял едва ли не каждые десять минут.

Вся эта информация была Галке решительно без надобности, но Анну Александровну, живущую только дворовыми сплетнями, бесконечными телесериалами да редкими визитами дочери с зятем, она жалела. В конце концов, работала она дома, а поговорить полчасика с пожилой женщиной не так уж и сложно.

С самим Владимиром Осиповичем Галка общалась и того меньше. Изредка он окликал её во дворе, безошибочно выбирая моменты, когда она направлялась в ближайший супермаркет, и просил купить шипучего бутылочного кваса, который обожал, как ребёнок Кока-колу, и мог пить целыми днями. Галке не слишком нравилось возиться с чужой сдачей, но при родителях-геологах она выросла на руках у двух бабушек, так что стариков привыкла уважать.

Несколько раз в году – Первого мая, Седьмого ноября и в День милиции – Владимир Осипович появлялся во дворе при параде. Форму он, правда, не надевал, но выходной чёрный пиджак под горделиво распахнутым пальто украшали многочисленные ветеранские медальки, а обычную металлическую палку с чёрной гнутой ручкой и резиновой нашлёпкой на конце он менял на резную деревянную с неразборчивой подарочной надписью во всю длину. Надо заметить, что хромал пенсионер довольно сильно и как-то привычно, стремительно и размашисто: то ли прямо с увечной ногой и родился, то ли ещё в ранней юности бандитская пуля оборвала его милицейскую карьеру – кто знает? И всюду он ходил сам – и за пенсией, и по магазинам, и в ларёк за газетой, только вот квас всегда просил Галку купить, может, неудобно ему было полуторалитровые бутылки таскать, с палкой-то, а может, просто приятно, что молодая-здоровая ради него хлопочет. Вот и в этот ноябрьский день, вечером которого, как обычно, по телевизору ожидался главный официальный концерт года, Галка возвращалась домой не только со своими сигаретами, кофе и пачкой вареников, но и с квасом. Не увидев Владимира Осиповича на лавочке, где он читал всего полчаса назад, она вначале удивилась, но почти сразу же заметила, что пенсионер просто перебрался на другое место и теперь сидел на невесть откуда взявшейся низенькой табуретке прямо у самых вязов, водя рукой по земле. Галка подошла, отдала бутылку и сдачу и, не удержавшись, поинтересовалась:

- А что это Вы здесь? Потеряли что-нибудь?