Из дневника

"Я уполномочен заявить о том, что правительство Российской Империи намерено оказать помощь сионистскому движению. Правительство Российской Империи предлагает ходатайствовать в нашу пользу перед султаном, с целью достижения подписания Чартера. Кроме того, правительство Империи ассигнует для эмиграции, осуществляемой сионистами, денежные средства, полученные от взимаемых с евреев податей. А также, дабы доказать гуманность своих намерений, правительство Империи предлагает в то же время расширить в ближайшем будущем границы черты оседлости для тех евреев, которые не пожелают эмигрировать.

Примите, Ваше Высочество, выражение наиискреннейшего почтения.

Др. Т. Г.

Санкт-Петербург, 28 июля 1903 г.

Кирееву:

Ваше Высочество!

Имею честь сообщить Вам, что я был принят вчера Его Высочеством министром финансов. По окончании довольно продолжительной беседы он сообщил мне, что у него, как у министра финансов, нет возражений против нашего проекта.

Господин Плеве высказался за, господин Витте хотя и не был против, однако можно ожидать, что он выскажется против нашего проекта на совете.

Необходимо самым срочным образом заручиться поддержкой министра иностранных дел. Если мы заручимся его поддержкой, то Ваше Высочество сможет открыть широкий путь нашему делу.

Просьбу нашу можно изложить кратчайшим образом:

(Пункт I (стр. 000)

Если Ваше Высочество пожелает дополнительных {218} объяснений я буду в Павловске по первому Вашему требованию. Уведомите меня лишь телеграммой.

Примите, Ваше Высочество, уверения в моем глубочайшем почтении и признательности.

Глубоко преданный Вам

Др. Т. Г.

10 августа, Петербург.

Лишь сегодня, закончив самое необходимое, я могу описать свои встречи с главными деятелями современной России.

Позавчера утром - у Плеве. Несколько минут ожидания в скромной передней.

Временами появляется что-то вроде сыщика.

Минут через пять после назначенного мне времени меня просят войти.

Человек лет шестидесяти, высокого роста, с некоторыми признаками ожирения быстро идет мне навстречу, приветствует меня, просит сесть, предлагает курить, на что я отвечаю отказом, и начинает говорить. Он говорит довольно долго, так что у меня хватает времени привыкнуть к его освещенному лицу. Мы сидим в креслах, друг против друга, по обе стороны небольшого столика. У него бледное, серьезное лицо, седые волосы, белые усы и поразительно молодые энергичные карие глаза. Он говорит по-французски, не блестяще, но и не плохо. Он начинает с нащупывания почвы.

"Я дал Вам, господин доктор, аудиенцию по вашей просьбе, чтобы побеседовать с Вами о сионистском движении, которое Вы возглавляете. Отношения между правительством Империи и сионизмом могут стать - не скажу дружескими - однако взаимопонимание зависит от Вас.

Я вставил: "Если только от меня, Ваше высочество, то они будут превосходными".

Он кивнул и продолжил: "Еврейский вопрос является для нас хотя и не жизненным, но все же довольно важным вопросом и мы стараемся справиться с ним как можно лучше. Я согласился на беседу с вами, чтобы {219} поговорить с вами об этом еще до вашего конгресса в Базеле, как вы этого желали. Я понимаю, что вы придерживаетесь в этом вопросе другой точки зрения, чем русское правительство и хочу объяснить вам, прежде всего, нашу точку зрения. Русское государство должно стремиться к тому, чтобы его население было однородным. Мы понимаем, однако, что не можем устранить всех различий религий и языков.

Мы должны признать, например, что древняя скандинавская культура утвердилась в Финляндии как что-то завершенное. Но мы должны требовать от всех народов нашей империи, следовательно и от евреев, чтобы они относились к русскому государству с патриотическими чувствами. Мы хотим ассимилировать их и идем к этой цели по двум путям: по пути высшего образования и по пути экономического подъема. Тому, кто выполняет определенные условия этих двух видов, тому, о ком мы вправе полагать, что благодаря своему образованию и благосостоянию он стал сторонником существующего строя, - тому мы даем гражданские права. Эта ассимиляция, которой мы желаем, протекает, однако, весьма медленными темпами".

Чтобы не прерывать его и все же отвечать на все, я попросил листок бумаги для заметок. Он вырвал листок из блокнота, аккуратно оторвал от него напечатанный заголовок, как-бы опасаясь злоупотребления, и вручил его мне. Боже, на что мне такая бумажечка?!

Он сказал: "Надеюсь, Вы не воспользуетесь в дурных целях нашей беседой".

Я ответил: "Нет, нет. Только так, как прикажет Ваше Высочество".

Я думаю, что это был решающий ход в этой бессмертной шахматной партии. Ибо с самого начала я понял, что он очень заинтересован в Конгрессе, по-видимому в связи с неизбежным обсуждением на нем кишиневского дела. В таком случае и я мог оказать ему услугу.