Из дневника (сборник)

{104}   На деле, однако, расчеты правительства не оправдались; хотя бы поздно, хотя бы только для вида, но правительство вынуждено было защищать евреев, это значить укреплять в массах уверенность в слабости и коварстве правительства. „Это-то и грустно во всех этих еврейских беспорядках», отметил Александр III на отчете варшавского генерал-губернатора, в котором с циничной откровенностью указывалось, что „вынужденная роль защитников евреев от русского населения тяготила правительство".

   Это противоречие, в связи с намечавшимся переходом от еврейских погромов к открытому возмущенно против властей, заставило правительство круто повернуть свою политику. Поощряемые вначале погромы стали жестоко подавляться и прекратились. Но с того времени условия сильно изменились: еврейские население перестало быть только козлом отпущения: — оно стало революционной силой. 

   Специфическое социально-экономическое положение евреев в их исключительное бесправие создали в еврейском народе благодарную почву для революционной и социалистической пропаганды. Meнее чем в десять лет революционное движение охватило самые широкие слои еврейского народа. Еврейское рабочее движение стало передовым революционным элементом в северо-западном крае и на юге России. Центральное правительство и местные власти, видевшие успехи еврейского рабочего движения и его революционизирующее значение, прониклись страшной ненавистью к еврейским революционерам; началась эпоха самых диких репрессий: массовые аресты, ссылка, избиение, наконец, сечение. Но репрессии только способствовали политическому воспитанию масс и укрепляли их революционную энергию. Тогда правительство решило утопить еврейское революционное движение в еврейских погромах. К постоянному мотиву погромов — отклонение от правительства недовольства народных масс — присоединились новые: месть еврейским революционерам и устрашение еврейского общества.

   Мысль о погромах, как средстве мести и устрашения, лелеялась правительственными органами задолго до того, как она получила свое кровавое воплощение в Кишиневе, и широкой волной разливается по черте еврейской оседлости. Одесский градоначальник граф Шувалов, могилевский вице-губернатор {105} князь Вяземский и много  других правительственных чиновников не раз угрожали евреям „народной расправой" и кровавыми погромами за малейшее проявление революционной деятельности. Крамольники, враги отечества, — евреи  не могут больше рассчитывать на защиту правительства, и в лице фон Плеве правительство подчеркивает, что оно не считает себя, как в 80-х годах, «вынужденным» защищать евреев.

В своей телеграмме бессарабскому губернатору, посланной почти за две недели до погрома, Плеве вполне откровенно излагает правительственную позицию. Зная за две недели до погрома об организации его, мин. вн. дел не предлагает изыскать меры к предотвращению погрома. Он подчеркивает опасность вызвать озлобление среди населения, если решительными мерами подавить погром, и предлагает ни под каким видом не прибегать к оружию. Вот эта телеграмма:

  „До сведения моего дошло, что во вверенной вам области готовятся большие{106}беспорядки, направленные против евреев, как главных виновников эксплуатации местного населения. В виду общего среди городского населения беспокойного настроения, ищущего только случая, чтобы проявиться, а также принимая во внимание бесспорную нежелательность слишком суровыми мероприятиями вызвать озлобление против правительства в населении, еще не затронутом революционной пропагандой, вашему превосходительству предлагается изыскать средства немедленно по возникновении беспорядков прекратить их мерами увещания, вовсе не прибегая, однако, к оружию".

   Повинуясь «голосу своего сердца» и верно поняв правительственные указания, власти в Кишиневе не только не предприняли никаких предупредительных мер к предотвращению погрома, но с момента начала беспорядков до получения (на третий день погрома) категорического предписания «принять решительные меры» всячески содействовали разгрому и насилию над евреями.