Из дневника улитки

Теперь, в конце июня, сирени в нашем палисаднике нет и в помине. На базаре все как и каждый год: «Малосольные огурцы!» (Скептик надеется, что в подвале он будет меньше страдать от сенной лихорадки.) В 1871 году в Берлине было основано Акционерное общество по покупке и застройке земли. Будущий городской район Фриденау был тогда еще пашней. Одного из строителей звали Хэнель; теперь одна из улиц названа в его честь. (По поводу весеннего гриппа Скептика можно добавить, что он был легким.) Между сорока девятью березами (цифра точна) сидят на своем островке в центре кольцевого движения злые, усталые, изможденные старушки. Когда молодые девушки идут к почте напрямик через круглый скверик, двенадцать, а может и семнадцать, старушек критически оглядывают их и находят слишком молодыми, слишком сговорчивыми. Дети здесь никогда не играют — предпочитают ничейную землю.

Я жду на террасе, укрывшись за зеленью, пока не появится Скептик. (Раньше иной раз заглядывал Йонсон, чтобы посидеть и пооригинальничать.) Скептик приходит часто, стоит только позвать. Мы обсуждаем всякую всячину. Я советую ему не ложиться головой к сырой северной стене подвала; он советует мне при случае представить детям его хозяина Штомму и его дочь Лизбет.

Так как он жаждет узнать новости (из моего времени) — «Кто, как я, вынужден сидеть в подвале, весьма интересуется всякими сплетнями», — я рассказываю ему, в какой пивной встречаются члены революционной ячейки Фриденау, как один наш общий знакомый побывал на Кубе и вернулся разочарованный. Скептик грустно улыбается: «В мое время тоже существовал идеологический туризм». (Мои записи — про элегичного после нанесенной ему обиды Шиллера, про скат с разными партнерами — его мало занимают, зато новые взгляды Энценсбергера вызывают интерес; «А теперь что? Опять пишет стихи?»)

Сейчас мы с ним болтаем о сирени Штоммы, зажатой между сортиром и кроличьими будками. Я перечисляю названия кашубских деревень — Биссау, Рамкау, Фирэк, Кокошки, а Скептик, после вынужденной паузы по вине пролетающего над нашими головами «Супер 1-11», рассказывает о событии, произошедшем в войну — летом сорокового года: «Представьте себе, Штомма с помощью дочери засаливает бочку огурцов». И делает из этого вывод: «Поэтому всегда найдутся люди, которые возвращаются с новостями из ближайшего городка или с Кубы. Штомма, например, был на днях в Диршау».

Я спрашиваю: «Где же будет стоять бочка?» Бочка огурцов будет стоять — и пахнуть — в подвале Скептика. «Кстати, — говорит он, — последний остававшийся в Данциге практикующий врач-еврей, Курт Якубовский, незадолго до начала войны выехал на Кубу. Хотелось бы знать…» Я обещаю Скептику спросить у Эрвина Лихтенштайна, который все знает.

Потом говорим еще о разных мелочах. Мы играем выражением «время соленых огурцов». (Старушки в круглом скверике между сорока девятью березами тоже подсчитывают, что на сколько подорожало: больше всего — малосольные огурцы.) Вдруг Скептик меняет тему. Его интерес к нашему общему знакомому и его разочарованности Кубой иссяк. Он рассказывает о своем замысле заняться научными исследованиями, дабы время тянулось не так мучительно; он надеется прийти к глубоким выводам о посреднической роли двуполых улиток по отношению к Меланхолии и Утопии. «Наверняка удастся, — говорит он, — найти в субстанции улиток средство против времени».

Зачем мне его отговаривать. Места в подвале хватает. Теперь он цитирует Лихтенберга, Шопенгауэра, своего и моего Жана Поля…

Как только дети просачиваются из садика на террасу, Скептик исчезает, его пугает избыток нашей современности. В его существовании можно было бы убедиться, пожав ему руку, но он дорожит своей многозначностью и уходит как пришел: вежливо и молча.

Теперь меня в четыре горла требуют к ответу: «Ну, как прошло? Где ты был? Когда опять уезжаешь? Куда?»

Прошло совсем неплохо. Я был в предгорье Эйфеля, где довольно сильно влияние «черных». Теперь сделаю перерыв. От беспрерывного говорения немеешь. Кое-что тем временем получилось: двадцать пять инициативных групп избирателей в таком же количестве округов. Эрдман Линде считает (равно как и Маршан с Драуцбургом), что мне надо на какое-то время выключиться и понаблюдать со стороны. Поэтому мы с Анной и Бруно едем в Чехию. Хотим встретиться с друзьями в лесу. Пособираю грибы, напишу новую речь, внесу в дневник всякие примечания и буду думать о Скептике; вы же знаете, дети, от него мне нигде не избавиться.