Я помочила его в ушате — он стал чернее и заблестел. Я его съела. Потом я открыла дверцу плиты и совочком достала много-много угольков. Самые большие я сложила в ряд на краешке плиты, а те, что были поменьше, высыпала в ушат. Дощечки на дне ушата стали не видны, а угольки всплыли наверх. Я начала крутить палочкой, они поплыли быстро-быстро. Я вытащила из плиты целый совок золы вместе с угольками. Получился кофе. Захотелось поймать ртом уголек из ушата. Я прилегла на край животом, ушат покачнулся и упал на бок. Вода расплылась далеко по всей кухне. Платье на мне сжалось, и стало холодно. Вдруг с испуганным лицом в кухню вбежала мама. Она сняла с меня одежду, поцеловала в голое плечо, налила в большой таз теплой воды, посадила меня в него и все повторяла:
— Где же это няня и Ройне?
Потом она отнесла меня в кровать и побежала к детям в класс, но учить она больше не могла: с потолка капала вода на тетради и головы ее учеников.
ПОРОСЕНОК ЗОЙКА
Было трудно спускаться с лестницы. Нужно было повернуться лицом к перилам и держаться обеими руками за перекладины. Брат уже сбегал вниз и снова поднялся ко мне, чтобы сказать:
— Это ты потому так медленно спускаешься, что ты толстая. Наконец вышел папа. Он взял меня на руки. У нашего крыльца висел красный флаг с широкой черной лентой. Ройне спросил:
— А почему флаг с черной лентой?
Папа ответил серьезным голосом, что вчера враги народа убили Сергея Мироновича Кирова. Я спросила:
— Кто это Киров? Почему они его убили?
Но вдруг я увидела нашего маленького поросенка Зойку и попросила, чтобы папа спустил меня на землю. Я почесала Зойку за ухом. Она легла у моих ног и закрыла глаза, а папа что-то рассказывал брату, наверное, про Кирова. Ройне слушал, но его глаза смотрели на Зойку, ему тоже хотелось почесать ее.
Была теплая погода, и мы пошли на речку. Папа рассказывал про рыб, которые живут в нашей речке. Ройне спросил, как же они дышат в воде? Папа долго объяснял ему, как дышат рыбы, но я ничего не поняла, как это в воде они могут дышать. Мы подошли к какой-то тете, которая полоскала белье в речке. Тетя посмотрела на меня и заулыбалась. Потом она холодной мокрой рукой чуть ущипнула меня за щеку и спросила, чем это в такое время меня так откормили. Папа потянул пальцами за мой нос:
— Караул! Щеки нос задавили! — Он и раньше так делал с моим носом, и я это очень не любила. Дома папа спросил у мамы, чем это она меня кормит, — со мной неудобно выходить на улицу. Он показал на меня пальцем и сказал:
— Полюбуйся — буржуйский ребенок. Мама сказала:
— Глупости.
А потом они стали разговаривать громко, а нас с братом отослали в другую комнату. Нас всегда отсылали в другую комнату, когда мама с папой разговаривали громко.
Мы ушли в спальню. Там Ройне сказал, что из-за печки ночью приходят большие серые крысы, они прогрызли туннель из своего дома в нашу спальню, и ночью, когда мы спим, они гуляют по квартире. Они доедают то, что мы не доели, так няня говорила Ройне. Он всегда не доканчивал еду, вот крысы и приходят доедать. Стало страшно, и я заплакала, но мама скоро позвала нас. Приехала тетя Айно.
Тетя Айно красивая. От нее вкусно пахнет. В коричневой сумочке у нее всегда гостинцы. Но у мамы сжаты крепко губы, и она строго смотрит на меня. Она знает, что я спрошу у тети, что у нее там в сумочке. Но тетя сама положила на стол гостинцы, а в зеленой сетке у нее был еще какой-то сверток. Она развернула его. Там оказался для меня синий с красными полосками костюмчик. Я тут же надела его. Тетя засмеялась и сказала, что на днях видела цветной фильм про трех поросят, и я — точь-в-точь поросенок Наф-Наф. Все начали смеяться. Мне было совсем не смешно, а они смеялись и смеялись. Я заплакала, а им стало еще смешнее. Тогда я заорала во все горло и стала валяться в новом костюме по полу. Они перестали смеяться, но я все равно орала изо всех сил. Папа и тетя Айно решили отвлечь меня и успокоить, но я не хотела, чтобы меня отвлекали. Папа махнул рукой и ушел, а мама схватила меня за руку и втолкнула в темную спальню. Я кричала так громко, что ничего, кроме своего крика, не слышала. Взрослым на кухне, наверное, надоело, папа пришел, взял меня на руки и принес на кухню. Здесь было светло, а на столе стоял большой пирог. Папа посадил меня рядом с мамой, но у мамы были еще сжаты губы. Тетя Айно повела меня к рукомойнику и помыла лицо, налила чаю с молоком и дала большой кусок пирога. Я съела еще один кусок пирога. Мама улыбнулась, тетя тоже улыбалась, никто уже не смеялся.
БРАТ