Из дома

В комнатах теперь был еще больший беспорядок. Все по-прежнему бегали и хлопали дверьми. Тетя Айно велела мне лечь спать, я забралась на никелированную кровать, на которой лежала перина со снятым чехлом; поднялось много маленьких перьев и пуха. Я накрылась чьим-то пальто, меня разбудили, пришли немецкие подводы, мы стали вытаскивать и укладывать вещи на громадные телеги. Когда уже все вытащили, я пошла попрощаться с нашими животными. Бабушка дала им всем много еды. Я вошла в хлев, коровы не подняли голов и не посмотрели на меня, как обычно, а лошадь не прикоснулась к еде, у нее из больших коричневых глаз текли слезы, от глаза по всей морде шли мокрые темные полоски, и даже наш щенок, который всегда прыгал и вилял хвостом, теперь все утро просидел на табуретке, опустив голову, а когда я его погладила, он не хотел смотреть, отвернул голову.

В доме уже никого не было. Я пошла на заднее крыльцо, встала там на колени и начала молиться. Я просила Бога, чтобы животных взяли хорошие люди, чтобы мы вернулись домой, и чтобы Бог нас хранил в пути.

На улице стоял длинный ряд громадных телег, запряженных в две пары больших крепких немецких лошадей. Залезая на возы, все вытирали слезы, а когда обоз тронулся, женщины заплакали в голос.

Мы ехали по нашим финским деревням, в них уже не было людей, по улицам бегали собаки и кошки. Все взрослые заснули, они двое суток собирались, не спали. У Гатчины мы поехали по русской деревне Пизино, жителей никуда не выселяли, они стояли у дороги и смотрели на нас. Возле Гатчины я тоже заснула.

Проснулись мы от шума на гатчинском железнодорожном вокзале. Было пасмурно и холодно, начал накрапывать мелкий дождь, но скоро пришлось начать таскать вещи по товарным вагонам, которые были приготовлены для нас. Поезд тронулся ночью, он часто подолгу стоял, чтобы пропустить другие, более важные составы. Во время долгих стоянок все спали, колеса не стучали под дощатым полом вагона, на котором мы лежали вповалку на мешках с пожитками. Просыпались все вместе и расползались по двум сторонам насыпи. Мужчины спускались прямо с насыпи вниз, а женщины переходили железнодорожное полотно на другую сторону, подальше, потом мы мылись в канавках, разломав тонкий лед, и бежали обратно к вагонам. Мы никогда не знали, когда наш поезд тронется. Вот и в этот раз мы еще в канаве, а поезд двинулся, все бросились к вагонам, но он остановился. На путях рядом стоял состав, груженный блестящими столиками, шкафчиками, никелированными кроватями, — такого у нас ни у кого не было. Кто-то сказал, что это из Пушкина или из Павловска. Но больше поездов шло нам навстречу и из-под маскировочного брезента были видны дула пушек, танки и те громадные машины, которые не раз проезжали по нашей деревне — все это ехало туда, откуда едем мы.

* * *

Поезд двигался медленно, старшая тетя Айно радостно вскрикнула: «Эстония!». Все начали проталкиваться к открытым дверям вагона. Никогда раньше мы не видели стриженых зеленых оград вокруг деревенских домов, да и вообще здесь жили на хуторах. Потом стали появляться и большие дома — мы подъезжали к какому-то городу. Был яркий солнечный день, дул легкий ветерок, желтые, зеленые, красные листья срывались и, медленно раскачиваясь в воздухе, падали на тротуары, кто-то сказал: «Таллинн».

На улицах было тихо, наш поезд медленно подъехал к старой крепостной стене. высоко на горе стояла башня. По тротуару прошли две дамочки с собачкой. У них были какие-то странные прически: сзади падал на плечи толстый валик, а спереди — высокие волны и трубочки, они были похожи на тех женщин с немецкого плаката, который висел на нашем амбаре. Поезд остановился, но нам приказали не выходить, наверное, стало бы некрасиво на этих улицах, если бы мы все вылезли туда.

Поезд снова пошел, теперь мы проехали всего несколько часов, и он остановился возле такого же хутора, какие мы видели из двери поезда. Нам приказали выгружаться на другую сторону железнодорожной линии, в маленький сосновый лесок. Как только мы выгрузились, дядя Антти велел собрать сучков, разожгли несколько костров, над кострами повесили бидончики и кастрюльки с водой. Ночевать нам пришлось прямо под открытым небом на наших мешках. Мы сбились в кучу, ночью было очень холодно. Утром к нам подошли эстонки, моя старшая тетя Айно разговаривала с ними по-эстонски: она уже раньше жила в Эстонии, когда убегала из Гатчины от красных со своим мужем. Эстонки принесли нашим маленьким детям бидончики с парным молоком. Немцы выдали сухого черного хлеба и повезли нас в маленьких вагончиках по узенькой железной дороге в место, которое называлось Клоога.

КЛООГА