Из дома

Мы приехали в местечко со смешным названием Пука. Здесь жили дядя Антти с семьей и еще наши родственники из Виркина, все они работали батраками. Хозяин жил в лесу и был «лесным братом», а хозяйка только что родила сына. Обо всем этом нам дядя Антти говорил по дороге с вокзала на хутор, а последний раз, когда за ним пришли, он оказался дома, но ему удалось убежать через окно в ржаное поле, которое было под окном. Дядя Антти говорил, что хозяева хуторов так обложены налогами, что от урожая им не хватает не только на содержание скота, но и на зиму для себя, и поэтому они платят за работу очень мало, да и за эту плату полно желающих, но они не хотят брать русских, и для нас найдется работа.

На следующий день взрослые ушли в поле, меня хозяйка считала еще слишком молодой, чтобы работать на тяжелой работе рядом со взрослыми и послала собирать красную смородину с кустов. Скоро она тоже пришла. Положив корзину с ребенком рядом с собой, она заговорила со мной по-эстонски. Вначале я не понимала, но она стала показывать руками и медленно выговаривать слова, и я начала немного понимать. Она спросила о моих родителях. Я не боялась ее и сказала — арестованы. А она говорила что-то о границе, будто можно бежать.

— А вы знаете кого-нибудь, кто перешел границу, что-нибудь известно о них?

Она не поняла и продолжала:

— На лодке можно переплыть залив в одну ночь и попасть в Швецию. Многие так уплыли.

Я начала думать, как это мы, десять человек, на лодке, а вдруг буря? А может быть, моя мама все же жива, тогда что с ней будет, когда она выйдет из тюрьмы?

А хозяйка продолжала:

— Говорят, американцы приплывут на пароходах освободить нас.

Я спросила у нее:

— Вы думаете, снова будет война?

Ребенок заплакал, она взяла его на руки, села на скамеечку, дала ему грудь и начала собирать ягоды одной рукой.

Хозяйка поднялась, уложила заснувшего ребенка обратно в корзину, переставила свою скамейку, я посмотрела на ее крупное, порозовевшее на солнце лицо: вверх по шее быстро бежал маленький коричневый муравей. На ее щеке он заковылял по белым блестящим волосинкам, как по стерне, добрался до виска и скрылся в густых зарослях волос. Я опять спросила:

— А что-нибудь известно о тех, кто море переплыл на лодках?

— Многие из них в Швеции, — ответила она.

* * *

На следующий день меня поставили наверх на молотилку, дали треугольный острый нож, научили разрезать снопы, предупредили, что этим ножом можно легко порезаться — работать придется быстро — возы со снопами не могут простаивать.

Я начала — получалось быстро. Но вдруг задела ножом чуть выше колена, теплая струйка побежала по ноге. Я смахнула, рука оказалась в липкой крови. Чтоб не заметили, я повернулась другим боком — работать наверху интересно, к тому же пыль от молотилки сюда не залетает. Но скоро я задела ножом по пальцу, кожа повисла, была видна белая кость, хлынула кровь. Ройне подавал снопы и закричал, чтобы я быстрее слезла с машины. Молотилку остановили, меня провели в дом, перевязали палец, про ранку на ноге я не сказала, было стыдно. Потом меня поставили работать в очень противное место — собирать солому и колосья, которые вылетали из носа молотилки вместе с тучей мякины и пыли, сильно першило в горле. Но этой работы хватило только на два дня.

Ночью из леса пришел хозяин, скосил на косилке пшеницу.

С утра мы, женщины, пошли вязать снопы, а вечером хозяйка натопила баню, после бани пили чай с пирогом вместе с хозяином и хозяйкой. Оказалось, что я быстрее всех научилась понимать по-эстонски — когда говорил хозяин, я или старшая тетя переводили на финский. Хозяин говорил, что так не может долго продолжаться и что поднимутся народы, которые захвачены русскими, и придет американский белый пароход, будто они уже готовят десант. А когда мы пришли к себе, тетя рассказала про это дедушке, он раскашлялся от смеха и с трудом проговорил:

— Перебьют их, как слепых котят. Партизаны мне нашлись, с советской властью захотели познакомиться… Сибири не увидят, не только что своего белого парохода…

Здесь, в Эстонии, на него почему-то не шикали.

Дядя Антти нашел работу у лесника. Тети тоже решили переехать с дядей. Они узнали, что здесь требуются учителя русского языка, и они найдут работу в школе.

Хозяйка дала нам лошадь, и мы переехали в маленький дом, который стоял на берегу небольшой речушки. Меня оставляли дома варить обеды, бабушка еще не собрала урожай в Никольском и жила там. На меня оставляли Женю и Тойни. Я укладывала Тойни спать и с Женей отправлялась с топором на добычу дров. Рубить разрешалось только сухие ветки и сучки, но на земле не было никаких сучков.

* * *