Из другого теста. Книга 2 (СИ)

Те выскользнули и рассыпались по плечам Гранки. Но собрать их снова не привелось — среднетоннажник, что торчал с левого края площадки начал отчаливать. Следующим на это место должен был приземлиться челнок Зияда — отца Ханан. Гаффар подскочил, дабы отловить внучку. Та порхала у пакгаузов над коровьим загоном — пыталась выполнить поручение Гета пересчитать скотину. Судя по тому, что она торчала там уже битый час, калькулятор в её головке сбоил от силы Ису, постоянно сбивался и начинал заново.

— Сиди, — велела Наруга, удержав Гаффара за руку. — Сама сбегаю.

— Так пошевеливайся! — взвыл он.

Узнав, что папа с мамой вот-вот сядут, Ханан спикировала в руки тёти Наруги. Переползла ей на закорки, и они понеслись к приземляющемуся челноку.

Первым, как и ожидалось, из люка выбрался сам Зияд. С памятной встречи он ни разу не возвращался сюда по причинам, которые знали только они с Гаффаром. Но весточки своим старик передавал. Гранка насплетничала подругам, дескать, этот умник не желал, чтобы девочка металась между настоящей матерью и приёмной. Мол, процесс привыкания застопорится, мол, нервы у всех испортятся, и эти «все» испортят жизнь ему. А он им не нанимался, и всё в таком же духе. Сама она ничуть не беспокоилась о возможном соперничестве с Азиль за место в душе Ханан.

Наруга тоже не видела причин для мандража: эти два года девчушка почти не вспоминала свою семью. Кажется, она реально умерла тогда в преобразователе. Всей душой поверила в это и теперь считает себя каким-то другим существом: не оборотнем, нет, а принципиально иной личностью. Когда до Гаффара это дошло, все боялись, что старик свихнётся, а тот страшно обрадовался. Он и сам всё больше скатывался в сторону иной личности, которую исподтишка в себе культивировал. Замечали все, но никто пока не сумел сформулировать, во что, собственно, он превращается. Остальные берры ничего подобного за собой не замечали — даже Бробер, в своё время дольше всех смирявшийся с новой жизнью.

— Здравствуй, отец, — сдержанно произнёс Зияд, подходя к Гаффару.

— Здравствуй, сынок, — ответил тот чопорно.

И вдруг эти позёры так обнялись, словно похоронили друг друга давным-давно. А сами переписывались, держа друг друга в курсе событий каждого.

— Отец!

Из челнока выпрыгнула Азиль. Вот это нормальный человек: глаза сияют, лицо светится, улыбка шире лица. Никаких тебе поз и условностей: женщина счастлива, что отец и дочь живы, что она, наконец-то, может их обнять. Подобравшись к тёплой компании, Наруга велела Ханан не высовываться из-за её спины. Пусть мама с папой сначала поздороваются с дедушкой. Малышка решила, что это такая игра, и затаилась за широкой спиной тёти Наруги. Лишь еле слышно пофыркивала, предвкушая, как она сейчас…

Наруга не успела додумать эту мысль, как Ханан решила, что её выход. Не дала паразитка спустить себя на землю, не предстала перед родителями по-человечески. Нет, ей нужно было высунуть голову и проорать во весь голос:

— Это я!

Наруга от неожиданности расслабила руки. Ножки Ханан выскользнули из захвата, и эта засранка взлетела. Если жёлтые глаза дочери их поразили, то этот трюк просто убил. Азиль вскрикнула и закрыла лицо руками. Она пошатнулась — Зияд так вцепился в плечи жены, словно намеревался затрясти её насмерть. Наруга уже прикидывала, в какую драму это может вылиться, как Азиль её удивила. Она вдруг отняла руки от лица и решительно отстранила мужа. Вперилась взглядом в дочь и направилась к ней — к двум болтающимся в воздухе ножкам. Постояла так, задрав голову, а потом тихо попросила растерянную, испугавшуюся Ханан:

— Спустись.

Жёлтые глазюки часто-часто заморгали и уставились на… маму, привычно ожидая помощи. Гранка спокойно подошла к ней, цапнула за лодыжки и стащила вниз. Хотела поставить Ханан на землю, но та вцепилась в неё, пытаясь обхватить ножками талию. Гранка вздохнула и подставила под зависшую попку скрещённые руки. Девчушка уселась удобней и только потом вернулась к прерванной встрече. Наруга впервые в жизни увидала, как в один миг могут постареть человеческие глаза. Не лицо, а именно глаза, обретающие вымученную отрешённость человека, уставшего бесцельно доживать свой век. Грустно, конечно, но, выходит, Гаффар и тут был прав: Хана действительно умерла. Сама приняла такое решение, возможно, интуитивно избавляя родителей от некой подвешенности. От решения неразрешимой проблемы: есть у них дочь или всё-таки нет.

Говорят, ребёнок остро нуждается в окончательном и бесповоротном ощущении стабильности своего мира. Кто знает — Наруга об этом понятия не имела. Но всё поведение Ханан словно иллюстрирует эту мысль. Впрочем, сейчас не до этого. Кажется, встреча Ханан с родителями не единственный повод для переживаний — насторожилась она, обратив внимание на странную парочку, выбравшуюся из челнока.