И они пытались уберечь меня, когда никто не мог. То, что они знали, что я пропадал на время, и думали, что это был Лор, подтвердило мои тревоги насчет того, что мы все считали прошлым. Мы ошибались насчет всего, что считали правдой. И не раз.
Потому что устроил все не Лор. Нет, это был Серый.
И вряд ли нам хватит сил, чтобы биться с этим монстром.
— Я не ворчу, — буркнул я.
— Ты такой. Это твоя фишка. Это и ухмылка, — сказал Ридли. Его глаза были полны смеха.
— Я твой король. Тебе стоит кланяться мне, а не обходиться как с ребенком.
— Когда перестанешь вести себя как ребенок, как порой делаешь, может, я перестану обходиться с тобой так, — сказал Джастис, Ридли ткнул его локтем в живот.
— Веди себя хорошо. Если кто и ворчит, то это ты, дорогой муж.
— Я не ворчу. Я хмурюсь. Есть разница.
— Кто — то говорил о ворчании? — сказал Тиган, Вин следовала за ним, закатывая глаза.
— Прошу, не говори, что ты ворчишь, — сказала Вин, фыркая, когда Тиган нахмурился.
— Я ворчу.
— Нет. Ты пытаешься, а потом фыркаешь, смеешься и рычишь. Ты не ворчишь.
— Мы можем перестать говорить о ворчании? — спросил я, сдвинул ногу с подлокотника, чтобы встать. Мне не нравилось, когда все стояли вокруг меня, пока я сидел. План двора дедушки сделал это так, потому что его трон был немного выше, Мама не правила с того пьедестала. Она требовала немного благоговения, чтобы держать народ в узде. Она была не как ее дедуля.
Хотя я его не встречал. Дедушка верил в страх и власть, которыми подавлял мятежников или убирал их. Мама старалась поддерживать идею чистоты и силы королевства, окутывала себя тайной так, что члены территорий не понимали, кем она была. Так они могли любить ее и верить в ее правление.
Мне нужно было понять, каким королем я хотел быть. Но у меня не было на это времени, потому что король, каким мне нужно быть, оберегал свой народ. И это означало, что нужно было уберечь Лирику.
Я посмотрел на нее, стоящую с Родесом и Розамонд по бокам. Она держала кубок в руке, и они болтали за канапе, которыми их угостили. Этой ночью был семейный ужин, хотя тут была не только семья. Я рискнул взглянуть на дядю Джастиса, глядящего на меня, и я знал, что у меня толком не осталось семьи. Только двое мужчин со мной, которые сделают все, чтобы помочь мне.
— Тьма не будет держать тебя вечно, — сказала Розамонд, перебивая другие разговоры, она, Лирика и Родес подошли ко мне. Все притихли, а я посмотрел на нее.
— Что ты Видишь, Пророчица? — спросил я. Родес пронзил меня мрачным взглядом.
— Не мучь ее, — рявкнул он, и Лирика сжала его руку.
Я хотел оттащить ее от него, ударить Родеса по лицу, чтобы он не давал ей трогать его.
Но что — то во мне медленно поднялось, масло растеклось по телу, впилось когтями, и я ничего уже не ощущал. Только онемение.
Я потер грудь, пытаясь перевести дыхание. Я ненавидел это. Почему Серый сделал это? Зачем проклял меня так?
Я знал, что там что — то было. Ощущал боль под кожей. Но каждый раз, когда я тянулся туда, каждый раз, когда чувство хоть немного проглядывало и могло быть настоящим, проклятие возвращалось, и я ничего не ощущал. Только то, что хотел Серый.
И я ненавидел себя за это.
— Я не знаю, что Вижу, — сказала Розамонд, отвлекая меня от мрачных мыслей. — Только то, что должен быть свет. Если бы не это, я бы не Видела вовсе.
— Так ты видишь только для Люмьера? — спросил Тиган. Я кивнул, у меня был тот же вопрос.
— Нет, эта группа — не Люмьер и Обскурит. Мы — свет и тьма.
— Так и переводятся наши фамилии, так что тебе лучше уточнить, — протянул я.
— Свет — то, что правильное, сохраняет нас целыми. Тьма — тень, не магия в твоих венах. Тень, которая наползает, врет, ищет тайны и раскрывает правду, которую не должны были открывать. Свет и тьма — не лучший выбор слов. Но пока у меня есть лишь такие слова, — Розамонд покачала головой и потерла висок. — Не люблю звучать как маг Духа, — она виновато улыбнулась.
Лирика обняла ее.
— Думаю, в этом было больше смысла, чем в других словах. Ты хотя бы говорила предложениями, а не загадками.
Я хотел притянуть Лирику к себе, сказать ей, что мы разберемся. Я не знал, будет ли это ложью. И я не хотел врать ей. Она уже достаточно пережила, и я не хотел осложнять.
— Раз у нас было видение от Пророчицы, пора ужинать, — сказал я, стараясь звучать весело, будто все было в порядке.
Я знал, что никто не поверил. Все — таки все мы ждали следующей проблемы. Услышать крик, вступить в бой, ощутить больше боли. Такое бывало, когда расслаблялся.
Я посмотрел на Родеса и Розамонд, своих дядь, на Тигана и Вин, а потом на лирику. Я знал, что не все выживут в этом. Мы не могли.
Не со змеей в наших рядах, которой мог оказаться я. Не со всем неизвестным, и когда мы не знали, что задумал король Люмьера. Или Серый. Мир умирал, становясь пеплом и углями, и я боялся, что не смогу помочь спасти его. Проклятие на мне не позволит мне защитить девушку передо мной. Ту, которую я должен любить. Женщину, к которой я ощущал только желание, которого не хватит, чтобы подавить магию, сдерживающую меня.