Из двух миров (СИ)

   Вот озеро. Подумать не успеваю, сигаю в пижаме, как есть. Холод и тяжесть воды сжимают тисками. Гребу на дно, стремлюсь к центру. В висках пульсирует, задыхаюсь от невозможности вдохнуть. Вспыхивают искры перед глазами, и раздаётся скрежет. Это железная клешня догоняющего хватает меня за ногу.

   Опоздал, я уже тоже в броне, как и он. Выныриваю с шумом, и снопами цветных электрических искр, как огромная лампочка, освещаю озеро. И я вспомнила всё.

   Помню лихорадочный блеск в глазах брата там, в градовских пещерах для перерождающихся, в мерцающем тусклом свете огонь-камней. Помню, как Гай, волнуясь, быстро объясняет мне. Как придерживает ладонью голову, которую я едва ли чувствую своей, как другой дрожащей рукой засыпает в мой приоткрытый рот порошок, наше с бабулей потайное зелье. Как режет болью по вискам от эха, что грохочет под сводами пещеры, донося снаружи шум битвы гигантских черепах.

   - Держись, Латка, у нас всё получится, - тревожно и надрывно скороговорит брат. - Там Вирта Плешивый и ещё кое-кто, кого ты не знаешь, охраняют вход. Оказалось, эти сволочи черепаховые просто не дают нам перерождаться в кого-то иного, кроме себе подобных. Им не нужны другие переродившиеся, им не нужны бабочки, которые оберегали бы на планете моря. Им нужен мёртвый песок, они и сады хотят уничтожить, загнать селян, как и горцев, в землю. Хотят властвовать на планете одни безраздельно.

   Помню, как скручивало резью нутро, тело то пульсировало каждой клеточкой, то теряло чувствительность. Видно, перерождение уже вовсю шло, а меня тормошение брата выдёргивало из действа, не давало забыться целительным сном.

   - Потерпи, Латка, ещё чуть-чуть! - настойчиво вдалбливал Гай. - Главное, запоминай! Сейчас вы отправитесь на Землю. Не важно как, важно, что у нас получилось. У нас вас целых три! Три перерождающихся бабочки. Латка, целых три! Броня ещё очень слабая, но она всё сделает за тебя. Земля примет, в земных водах броня дозреет и без огненных камней, но будет это долго. Ты, главное, запомни: ваши души, пока зреет броня, будут заключены в земные тела. Ты родишься на чужой планете в теле землянки, но связь с бронёй не потеряешь. Учись жизни по-новой, Латка, а когда созреет броня, найди её и возвращайся. Всё! Пора! - заорал Гай, и огненная боль разлилась по всему телу, а вспышка света оборвала сознание.

   Всё это вспомнилось в один миг, как пришло и осознание - брат погиб там, при финальной вспышке, спасая меня.

   А теперь я переродившаяся и я нашла свою броню. Я огромная перламутровая бабочка. А тот, кто настиг - железный черепаховый чурбан для меня, не более. Молотит лапами-клешнями о мой защитный кокон, но бесполезно, надо было ловить раньше, пока я беспомощной земной лунатичкой была. Да, ты градович, в стальной черепаховой броне, но просто градович. Да, я на треть меньше тебя по размеру, зато совершеннее - переродившаяся от двух миров. У меня два дома и двойная сила. И буду там, где захочу: и на Моросе и на Земле.

   "Не долетишь", - читает мои мысли градович.

   А я и не скрываю их.

   Его черепаховые глаза сверкают злобой, и стальная броня красиво блестит на фоне тихого озера и быстро светлеющего утра. Размеры и грозный вид градовича впечатлили бы кого угодно на Земле, но не меня.

   "Долечу!" - вступаю я в мысленный диалог.

   "Зачем? Твои родные давно погибли. Морос - не дом, Морос - мёртвая планета, это каждый школьник на Земле знает. Те, что укрылись когда-то там под песком уже давно не гордые селяне, каких ты знала".

   Зря он это сказал. Я перестала его сдерживать защитным полем. Я открылась, но и ударила по-настоящему сама. Чурбан полетел прочь кубарем, вспорол железом тихий берег и застыл. Мой удар выбил почти всю энергию из его брони. Она ослабла настолько, что почти мгновенно растворилась в рассветном эфире. Гигантская бронированная черепаха просто исчезла. Невзрачный докторишка остался лежать на её месте, в песке у озера, точно уснул.

   Я аккуратно свернула свою броню, оставив лёгким сияющим ореолом за спиной - наблюдательный обыватель мог бы принять его за крылья. Отыскала взглядом Валюху. Сестра сидела на крутом бережку в высокой траве, замерев испуганной куропаткой, только в неестественно округлившихся глазах зажглась такая болезненная лихорадка, что я не на шутку встревожилась, подбежала к ней.

   - Валь, ты прости! Прости, что я такая вот оказалась. Прости, что никогда тебя не слушалась и убегала. Прости...

   - Ленка, ты кто?.. Ты Лена?

   Вокруг тишь неимоверная, прохлада озёрная в воздухе нежность ткёт, а Валюхины глаза заволокло слёзной плёнкой и они совсем не мигают.

   - Я Латка. То есть, нет, конечно, Лена, твоя Лена, - спешу успокоить родные глаза. - Но мне надо уходить, Валь. Очень надо.

   - Надо... - её глаза не просыхают, но постепенно приобретают более осмысленное выражение, грустнеют. Сестра хватает меня за руку, словно желая убедиться, что я настоящая. - А когда вернёшься? - в голос вплетаются знакомые сердитые нотки, и мне от них делается ещё тоскливее.

   - Вернусь, Валь, скоро вернусь, у меня же роднее тебя никого больше нет.