Из джунглей

После зелёного сумрака джунглей на выгоне очень светло, но день начинает клониться к вечеру. Аши смотрит на солнце, склонившееся к горизонту, и небо, налившееся синевой и бледной розовостью. Садится под дерево, на обгрызенную вытоптанную траву, которая упрямо поднимается, несмотря ни на какое насилие. Аши думает об непобедимой жизненной силе джунглей — и вдруг сознаёт, что часть этой силы, этой страстной жажды, каким-то образом передалась и ему.

Через улыбку дхангу?

Аши, щурясь, смотрит на солнце и думает о звонкой сияющей меди. О гирляндах мальв, олеандров и орхидей. О маленьких бородатых обезьянах. Об огромных пёстрых бабочках. О пряной и бессмертной красоте джунглей. О том, как он воспроизведёт её в точных линиях, упругих и гибких, как всё в джунглях. Ему хочется касаться меди, выбивать на ней рисунок — даже не потому, что это принесёт достаток. Потому, что надо как-то выразить новое понимание.

Аши ничего не ждёт. Делает вид, что ждёт. Громадный лист, как опахало раба, прикрывает его от предвечернего зноя. Аши чувствует себя, как владетель, созерцающий мир с балкона своего мраморного дворца. Само ощущение это и его осознание — смешны.

И вдруг он всем телом ощущает лёгкую дрожь земли. Идёт стадо.

Но деревенское стадо — в деревне. Аши встаёт на ноги, оглядывается. Часть дороги, видимая с выгона, почти пуста, только какой-то бедолага тащит за собой гружёную мешками двухколёсную тележку. Никто не гонит скот.

Топот буйволов и мычание становятся ближе. Буйволы идут из джунглей. Аши замирает на месте.

Они выходят на выгон один за другим. Их шесть. Это бурые дикие буйволицы, с крутыми острыми рогами, с глыбами мощных мышц, распирающими лоснистую шкуру. Рядом с двумя буйволицами — телята. Громадный вожак, с проседью, несокрушимый, как гранитный валун, идёт впереди, хмуро глядя вокруг тёмными влажными глазами.

На холке вожака сидит дхангу. Зелёный шёлк на ней — это листья из джунглей. Вечернее солнце зажигает на ней золото. Она радостно улыбается и болтает босыми ногами.

— О! — Аши взмахивает руками в поисках слов. — Дхангу, это не те буйволы! Это же дикие буйволы! Что ты делаешь?

Дхангу хохочет, спрыгивает со спины вожака, обнимает его за шею.

— Прости, Аши, — говорит она, лаская громадного зверя. — Чёрный тигр растерзал твою буйволицу. Джунгли жестоки. Но я думала о твоих маленьких сёстрах. Я спросила буйволов, кто из них хочет жить с людьми. Эти откликнулись

Аши подходит ближе. Бурая дикая буйволица тянется к его рукам, совсем как Тонга. К горлу Аши подступает комок. Он гладит дикарку по морде, достаёт из торбы лепёшку, отламывает кусочек и протягивает буйволице. Буйволица жуёт хлеб и смотрит на Аши влажно и кротко.

Аши разламывает лепёшку на мелкие части и угощает буйволов. Их мягкие губы берут хлеб у него с ладони — и это похоже на присягу. Седой вожак подходит последним.

Аши гладит его по голове. Аши хочется быть почтительным. У седого вожака почти человеческий взгляд; он похож на реинкарнацию старого полководца, давно раскаявшегося в прежних грехах и просветлённого.

Дхангу наблюдает за ними, скрестив руки на груди.

— Они вправду пойдут, — говорит Аши. — Удивительно, как ты уговорила этого седого.

Дхангу хихикает.

— Ему нравится внимание женщин из числа таких же, как он.

Аши подходит к ней. Говорит, глядя в золотые глаза:

— Я рад, что ты осталась жива. Я тебе благодарен. Я больше не боюсь твоих джунглей — и больше не испугаюсь, даже если они будут убивать меня. Всему живому доля когда-нибудь умереть… но пока я жив, мне не хочется тратить себя на недоверие и страх. Скажи, дхангу, у тебя есть имя?

Дхангу кивает. Снимает с тонкого птичьего пальца перстень с тёмно-зелёным камнем. В живой глубине изумруда горят жаркие солнечные искры. Дхангу берёт Аши за руку и пытается надеть перстень на его мизинец.

Руки Аши слишком велики, а руки дхангу слишком хрупки. Перстень узок. Она оставляет попытки. Срывает травинку — и травинка в её пальцах превращается в шнурок из зелёного шёлка. Дхангу продевает шнурок в перстень, завязывает узелком, накидывает Аши на шею.

— Моё имя — Чонгра, — говорит дхангу. — Я всё о тебе знаю. Это — камень, из-за которого ты хотел убить, но не убил меня. Не показывай его никому. Украденное у джунглей может принести беду — и подаренное джунглями может принести беду; будь осторожен. Джунгли жестоки, но люди жесточе.

— Зачем? — спрашивает Аши. — Зачем ты даришь мне это?

— Затем, чтобы видеть твоё лицо отражённым в изумруде, — говорит Чонгра. — Мне, твари из джунглей, может захотеться увидеть твоё лицо.

Холодный камень согревается телом. Аши говорит огорчённо:

— Мне нечего подарить тебе взамен.

— Жизнь — не такой уж и дешёвый подарок, — отвечает Чонгра. — А кроме жизни, ты случайно дал мне и ещё кое-что.

— Я не понимаю, — говорит Аши деланно сердито.

— Ну и не надо, — хихикает Чонгра. — Может, поймёшь в другой раз.

Будет другой раз? От этих слов у Аши щекотно под рёбрами.

Небо розовеет, рыжеет. Смеркается. Из джунглей тянет погребной сыростью.