Из Египта. Мемуары

– Мы тоже подождем, – ответила мама и жестом спросила у стоявшего перед нами мужчины, не пропустит ли он ее вперед, поскольку у нее ребенок и масса покупок. Тот в ответ пожал плечами – мол, сейчас всем надо быстрее, не только ей. «Болван», – еле слышно пробормотала мама.

Наконец звонивший расплатился с кассиром, трубкой завладел «болван» и принялся набирать номер. Вид у него был встревоженный; он чутко вслушивался в гудки. Вдруг лицо его просияло улыбкой.

– Алло, мааааамаааааа! – заорал он посреди запруженной покупателями бакалеи.

Мать его, видимо, слышала неважно, поскольку ему приходилось кричать. Дергая головой, он несколько раз повторил, чтобы она до его возвращения сидела дома.

– Иди вниз, в убежище. Больше никуда, поняла? – Из раковины телефонной трубки доносились ее причитания. – Поняла? – громче произнес он, но женщина всё тараторила. – Поняла? Да или нет? – завопил он, и на этот раз она, видимо, догадалась ответить «да», поскольку мужчина выдохнул раздраженно: – Ну наконец-то! – и прошептал на прощанье: – Я тебя тоже.

Он расплатился с кассиром, и подошла наша очередь. Мать по привычке помедлила, набрала номер и протянула трубку мне. Занято, ответил я.

– Честно? – уточнила она подозрительно.

– Честно.

Мама набрала другой номер и на этот раз дозвонилась. Я никогда не знал, кому именно мы звоним, пока не слышал ответ. Но трубку никто не взял.

– Значит, в конторе никого нет, – заключила она и попробовала третий.

– Где же вы? – воскликнула Принцесса. – Мы вас обыскались. Даже в «Энно» звонили.

– Мы в бакалее, – ответил я.

– В бакалее! Что вы там забыли в такое-то время? – крикнула бабушка.

– Почему мы тут? – уточнил я у мамы.

– Потому что задинение. Скажи ей, что мы тут из-за задинения, – велела мать.

– Она говорит, что мы тут из-за задинения.

– Из-за чего?

– Задинения, – повторил я.

– Это еще что такое?

– Что такое задинение? – переспросил я у мамы.

– Это когда в войну везде гасят свет.

– Затемнение, – сердито поправила бабушка. – Если она и дальше будет так коверкать слова, мальчишка привыкнет разговаривать, как глухонемой, – проворчала она себе под нос и спросила, когда мы вернемся домой.

– Такси не поймать, – ответила мама.

– Как называется бакалея?

– «Мильтиад», – сказала мама.

– Это же на другом краю света! И что ей вздумалось отправиться именно в эту бакалею? Я сейчас приеду.

– Она сейчас приедет, – передал я маме.

– Не надо! Скажи ей, чтобы не приезжала. Скажи, что мы сами приедем к ней домой.

Бабушка заспорила было, но тут в городе раздался сигнал отбоя. Бабушка его тоже услышала.

– Немедленно приезжайте, – велела она.

Грек с женой включили верхний свет и практически одновременно подняли уличные жалюзи. В памяти еще были свежи ритуалы светомаскировки времен Второй мировой.

– Дамы и господа, можете расходиться – «Мильтиад» всегда к вашим услугам, – проговорил стоявший на пороге бакалейщик, на прощанье желая каждому покупателю приятного вечера, точно привратник, ожидавший чаевых.

Мне так понравился царивший в лавке дух покоя и товарищества, то, как мы стояли плечом к плечу в толпе и от собравшихся пахло табаком, духами, мокрыми пальто, что не хотелось уходить.

Тут мама сообразила, что мы вряд ли сумеем добраться отсюда домой. К тому времени, как мы дошли до рю Шариф, все магазины закрылись, и улицы стремительно пустели. Свободное такси было не найти; вдобавок экипажи, обычно выстраивавшиеся вереницей у тротуара возле «Энно», куда-то подевались.

Нам ничего не оставалось, как пойти пешком до остановки Рамлех. Оттуда мы надеялись доехать на трамвае до Гранд-Спортинга, где жила бабушка. Но путь до Рамлеха был неблизкий.

– Идти можешь? – спросила мама. – До остановки придется идти, причем быстро.

Она вручила мне два маленьких пакета, взяла меня за руку и устремилась вперед, ругая себя за то, что купила в «Мильтиаде» чай и маринованный лук.

Темно было, хоть глаз выколи. Мы свернули на рю Туссум, прижимаясь к стенам османского банка, чтобы не попасть под машину. Мама остановилась, огляделась, пытаясь понять, не пропустили ли мы нечаянно рю Фалаки. Нет, еще не дошли, сообразила она. Наконец узким мрачным переулком мы направились к бульвару, и тут снова завыла сирена. Шедшие за нами бросились бежать, немногие горевшие в соседних домах огни мгновенно погасли. Люди кричали от страха, взывали к Аллаху. Мы прибавили шагу. Очутившись наконец на перекрестке, мы увидели, что вокруг трамвайной остановки собралась целая толпа.

– Всё еще хуже, чем я ожидала, – заметила мама и остановилась отдышаться. В подземном убежище наверняка не протолкнуться.

Мне не раз доводилось поздно вечером наблюдать бульвар Саада Заглула с закрывшимися на ночь магазинами, но сегодня он выглядел совершенно иначе. Огни не горели. Вокруг сновали мужчины в галабиях, мчались на остановку, какая-то женщина пронзительно звала сына. В просветах меж черными громадами зданий вдоль бульвара серебрились звезды над старой гаванью.