Из глубин

– Откуда ты здесь такая, с коромыслом? – спросил Киря, немного помолчав и подумав.

– Из Коромысловой, – ответила она.

– Чего-чего?

– Из Коромысловой башни.

– Башни? – Киря хмыкнул. Ему показалось, что его собственная «башня» дает течь. – Там, наверху, есть башня?

– Там, наверху, целая крепость. Кремль.

Она улыбалась ему спокойной безмятежной и немного грустной улыбкой.

– Да? А что еще наверху?

– Нижний.

– Нижний – наверху? – не сразу понял Киря.

– Нижний Новгород, – пояснила она. – Был.

Был, значит…

– А что-нибудь осталось в твоем Нижнем? Ну, кроме башни и крепости.

Алёна покачала головой:

– Мало что остается наверху. Теперь все уходит вниз. Даже Волга и Ока-река прячутся под землей. Видел, там, – она указала на лестницу за спиной Кири, – все затопило?

Киря машинально кивнул.

– Там крепостные ходы? – спросил он.

– Нет, крепостные ходы – здесь, – она тронула обложенные кирпичом стены. – А те ходы строили похоже. Рыли много, шумели много, прятали много.

– Что прятали? – насторожился Киря.

– Всякое. Разное. Мне не интересно. Я туда не хожу.

– Ты живешь в башне? В этой… которая Коромыслова?

– Под башней. – Алена снова печально улыбнулась. – И живу – это не совсем верное слово.

Кире стало не по себе. Если она не живет, значит…

Начохр попятился, не отводя от Алёны фонаря и автоматного ствола.

– Да не хватайся ты так за свою пищальку. – Алёна кивнула на автомат. – Все равно не поможет. И не надо меня бояться, милок. Неживое – не обязательно страшное.

Значит, все-таки неживое!

– Меня замуровали, – женщина говорила об этом с удивительным спокойствием. – Давно еще, когда строили крепость.

– К-к-ак замуровали? – Киря не сразу совладал с собственным языком. И не до конца: он начал заикаться.

– Живой, – пожала плечами Алёна. – Вместе с коромыслом и ведрами. Я вышла по воду. Рано, до зорьки, темно еще было. Меня схватили. Затащили. Заложили камнями. Там, – она указала наверх, – в фундамент башни.

– З-з-зачем? – Киря не отрывал рук от «калаша». От «пищальки», как назвала автомат Алёна. Впрочем, замурованная заживо женщина не проявляла агрессии. Может, и правда: неживое – не обязательно страшное?

– Надо было – вот зачем, – об этом Алёна тоже сказала отстраненно и бесстрастно. – Кого-то живого надо было замуровать, чтобы потом мертвая башня стояла дольше и крепость была крепче. Так ведь и вышло. Все вокруг порушилось, а Коромыслова башня – стоит. И весь кремль теперь за нее держится.

– А ты… – Киря сглотнул, не закончив фразы.

– А что я? – еще одна невеселая улыбка. – Земля просела, под башней появился пролом. Я хожу себе с коромыслом и ведрами, как раньше. Только тогда я ходила на реку по воду и таскала водицу домой снизу вверх. Теперь все по-другому. Теперь мой дом здесь. И воды теперь вокруг – хоть залейся. Теперь я воздух сверху ношу. Если бы не я, здесь бы вообще уже воздуха не было.

Определенно, из ее ведер тянуло свежим воздухом. Как это возможно, Киря не знал, и голову над таким феноменом он ломать не стал.

– Да что я тебе объясняю-то, милок? Ты и так все знаешь. Сам чуть не задохнулся.

Киря кивнул, признавая ее правоту, но не до конца понимая ее слова. Алёна вздохнула:

– Теперь вода течет под кремлем. Течет и несет… В общем, всякое она сверху приносит. Нехорошее всякое.

– Поэтому она светится? – спросил Киря.

– То, что светится, – не страшно, – махнула рукой Алена. – Это даже удобно.

Ну да, наверное. Тому, кто гуляет под землей без света, – удобно.

– Хуже, что она дышит, – продолжала Алена. – Выдышала уже все, окаянная. От такой воды здесь даже после смерти тяжко без воздушка.

Даже после смерти… Киря передернул плечами. А прав, оказывается, Хвостопад: можно, выходит, разговаривать с мертвыми. Но если можно разговаривать, то, наверное, и вызнать у них кое-что тоже можно.

* * *

– Скажи, Алёна, – осторожно начал он, сделав над собой усилие, – а кроме тебя здесь есть кто-нибудь еще?

– Наверху много всякого водится, – ответила она. – Да и внизу тоже кое-что встречается…

«Много всякого» и «кое-что» – это вообще-то не совсем то, о чем хотел бы узнать Киря.

– Я имею в виду людей, – уточнил он. И внес еще одно немаловажное уточнение: – Живых людей.

– Люди иногда приходят, – кивнула она. – С той стороны Оки. Но живые они или нет – точно не скажу. Не знаю. Да и не интересно мне. Я тут привыкла, сама по себе. Мы друг другу не мешаем. Я воздух в ведрах вниз ношу. А они снизу что-то выносят.

– Что? – Киря насторожился. – Что выносят? Откуда?

– Тут у нас под кремлем большой схрон. Его тоже затопило, но кое-что выловить, наверное, можно. Ну, раз приходят, вылавливают и воду баламутят…

– И где этот схрон?

– Недалече. Тот большой ход, в котором лежит твоя подземная бочка, аккурат туда и ведет.

– Спасибо, – не опуская автомата, Киря начал пятиться по лестнице назад. Хватит на сегодня разговоров с мертвецами. Пусть с ними Хвостопад общается. А он, что нужно, уже узнал. Есть о чем доложить Гришко.

– Только ты по этому ходу в схрон не попадешь, милок, – предупредила Алёна.

– Почему? – Киря остановился.