Из глубины

12 июня. Пытаюсь выбраться из… Вижу тень. Она приближается… Теперь я становлюсь… Нет силы сопро… звуки, звуки… мрак… это путь в…

3

Дилан Блэк, прочитав последнюю запись, закрыл дневник с зеленой обложкой. Он бросил пристальный взгляд на сержанта Джона Одли.

— Что скажешь, Джон? — спросил Блэк.

— По правде говоря, — начал Одли, — всё это выглядит нереально.

— Почему ты так думаешь?

— Несмотря на то, что писал профессор, тем не менее, я смею так полагать.

Одли подошел к столу, на котором лежал дневник, открыл его и перелистал страницы, испещренные синими каракулями. Последняя запись была сделана красным цветом, дрожащей рукой. Он тяжело вздохнул, а затем невозмутимым голосом произнес:

— Ты спрашиваешь моё мнение, — сказал Одли, глядя на унылое лицо смотрителя маяка Адама Брукса. Он увидел в его насупивших глазах страх. — Так вот, я не верю здесь ни единому слову. Возможно, вся эта история, как и сам корабль, стоящий в гавани, есть провокация, чтобы запутать наше правительство. Тем ни менее, там на корабле, действительно, что-то произошло. Это вне всяких сомнений. Ведь, куда-то же делась команда. По-моему, русские проводили какой-то эксперимент. Например, психологический, биологический или химический. И это новое оружие, возможно, очень опасное, погубило всю их команду.

— Ну, хорошо, — прервал его Блэк, — а чем ты мотивируешь свои слова? Это ведь догадки, не более того.

— Пожалуйста, — начал Одли, расхаживая, по небольшой комнате. — Последние слова профессора Соловьева написаны дрожащей рукой, что свидетельствует о какой-то болезни или расстройстве психики. Кроме того, он писал в своем дневнике о болезни всей команды. Стало быть, и он сам, я не исключаю этого, был заражен каким-то вирусом.

Адам Брукс поднял старческую дряхлую руку и перекрестился.

— Возможно, ты и прав. А что еще удивило тебя? — спросил Блэк.

Его перебил смотритель маяка.

— Позвольте мне удалиться, — произнес хриплым голосом Брукс. — Я навещу Хосе. Посмотрю, как он. Что-то он мне не нравится.

— Пусть поспит, — сказал Блэк, — он перевозбужден, это было видно по его лицу. Бедняжка целый день простоял у парома, глядя на корабль.

Брукс покинул их. В коридоре послышались шаркающие удаляющиеся шаги смотрителя маяка.

— Не понятно, как он только поднимается наверх? — сказал Одли.

— Да, ему тяжело, подумывает о пенсии, — сказал Блэк. — Но, вернемся к нашему обсуждению.

— Помимо почерка, — начал Одли, — меня удивило, думаю, как и тебя, Дилан, цвет последней записи, которая якобы похожа на кровь, как пишет профессор.

— Не похоже на кровь, — догадался Блэк.

— Именно, Дилан. Это не кровь. Я много раз наблюдал ее багровый оттенок и могу с уверенностью копа заявить — это не кровь.

— Тогда, что же это? — спросил Блэк.

— Возможно, чернило. Русские хотят нас запутать.

— Но, зачем?

— Трудно сказать. Нужна детальная проверка, — сказал Одли. — Ведь, судовой журнал мы так и не нашли.

— Это Соловьев писал, что якобы уничтожил документы Устинова. Может он и судовой журнал утопил?

— Чтобы скрыть истинную причину, — добавил сержант, — очень может быть. Похоже, что этот профессор был психически нездоров.

Сержант подошел к маленькому округленному окошку, схожему по форме с иллюминатором, и взглянул в сгущающиеся сумерки, которые своими мрачными тенями уже поглотили корабль вместе с пристанью. Небольшие пары тумана, поднимаясь клубнями снизу, окутывали башню маяка, погружая ее в свои серые объятия.

— А что ты думаешь об этом случае? — поинтересовался Одли, повернувшись к Блэку, чтобы увидеть его лицо.

— Я согласен с тобой. Без сомнения, этот профессор сошел с ума, — начал Блэк. — Если команда погибла, то, где их тела? Не упали же они сами в океан. Хотя, — он задумался, опустив глаза, — при сильном психологическом помешательстве такое может быть.

— Что ты имеешь в виду?

— Если все члены команды были нездоровы, они могли, теоретически, совершить акт самоубийства. Например, выпрыгнуть в океан.

— Массовый суицид. Не могу с тобой согласиться. Один, еще ладно, но целая команда самоубийц. Это вряд ли. Если, конечно, это не какая-нибудь болезнь, как ты говоришь, — сказал Одли.

Он подошел к Блэку и тихо, почти шепотом, произнес:

— Дружище, я знаю тебя не первый год. Сейчас я вижу в твоих глазах волнение, ты о чем-то встревожен, но не говоришь. Братья Брукс старики и потому мнительны и богобоязненны, суеверны, но ты-то…

— Ты прав, Джон, — сказал Блэк. — Ты как всегда прав. Меня кое-что тревожит и не дает покоя.

— Надеюсь, не суеверия Хосе?

— Нет, но…

— Договаривай раз начал. В этом деле мне нужна помощь. Если всю команду погубила какая-то болезнь, то и мы в опасности, и все жители нашего маленького острова. И мой долг сообщить им эту угрозу и спасти их.

Блэк привстал со стула и начал от волнения, вселившегося в него и граничившего с тревожностью, которую он сам не мог объяснить, медленно расхаживать, отдалившись от Одли.

— Ты понимаешь, это всего лишь догадки и, быть может, мое разыгравшееся воображение, — произнес Блэк. — Там, в трюме и в каютах при свете фонарика всякое может померещиться.