Из Гощи гость

Пан Феликс вздрогнул. Где слыхал он толстоголосого этого дылду с медной серьгой в ухе? Плосколицый, пегобородый.

— Боярин-государь, — продолжал мужик толстым голосом, — повели злодеям разарканить меня. Сироты мы… нищая братья… я да калечка этот. Наговаривают они на нас, злодеи! Оклеветать хотят перед светлыми твоими очами, преждевременной смерти нашей ищут.

— Чой-то под Казанью я тебя не видывал, — вылез из толпы Акилла, — а блекочеть ты, мужик, подлинно сиротой казанской. У-у, сирота!.. — Он пихнул толстоголосого клюкой и стал перед воеводой. — Обещались мы государю Димитрию Ивановичу… — стал он выкрикивать так же, как в то утро, когда бился с Димитрием по рукам, — служить ему обещались и прямить, и во всем добра хотеть, и крамолу изводить. Смутное ноне время, сам знаешь, перепадчивое: всякому вору и лазутчику — что рыбарю вода мутна. Ходил мужик сей по рынку с калечкою в артели; у весов да по иным местам молитвенное пел да непригожие речи про государя нашего Димитрия Ивановича плел. Что государь наш Димитрий Иванович не прямой царевич, не царского племени. И письма показывал, что будто это — Гришка Отрепьев. И как взяли мы их, воров, в арканы, то письма они те съели — сглонули, не подавились.

Воевода обернулся к Димитрию. Бледный, угрюмый, сидел Димитрий неподвижно в седле, только пальцы его медленно перебирали плёточную рукоять. Но, встретившись глазами с воеводой, он встрепенулся вдруг, поднял карабаира своего на задние ноги, повернул его и, не молвя слова, помчался обратно в Городок.

— Га, чертовы дети! — не удержался пан Феликс и вместе с князем Иваном припустил за Димитрием вслед.

— Гоните ко мне на двор вора, — молвил воевода. — И калечку туда катите. Учиним нищей братье строгий допрос.

И, предводимая воеводой, двинулась толпа дальше, подтягивая с собою толстоголосого мужика, подгоняя и поползня, вертевшегося на колодках своих юлой.

XI. Трибунал

Димитрий влетел в открытые ворота, осадил карабаира своего у красного крыльца и бросился наверх, в хоромы. А конюхи стали ловить расскакавшуюся по двору лошадь, сдичавшую опять без всадника, без крутых его поводов. И Димитрий тоже словно сдичал у себя, в горнице своей. Он метался от стены к стене, бегал вокруг стола, задевая за книги и карты, кусал ногти, ерошил волосы.

— Гришка Отрепьев… — шептал он, сжимая кулаки. — Доколе?.. Когда ж сему конец?..

Внизу, в палате воеводской, топотали чьи-то ноги, глотки гоготали чьи-то, — нестерпимая, бесконечная докука. Что это за мужик с пегой бородой, толстоголосый, плосколицый, страшный, как нетопырь? Откуда взялся он обличать Димитрия? В такой день! В такой час! И Димитрий опустился в изнеможении на стул, уперся локтями в карту полушарий, разложенную на столе, и стал блуждать по ней рассеянным, ничего не разбирающим оком.

Мысли прыгали у Димитрия в голове, в беспорядке и сумятице сшибая одна другую. Он дышал тяжело. В груди у него что-то рвалось и клокотало. Но понемногу отдышался, мало-помалу утихомирилось разбушевавшееся сердце; глаза Димитрия стали различать на раскрашенной карте треугольнички и кружочки и вылавливать из паутины черточек и точек названия стран и городов, рек и морей. Вот Путивль, вот повыше — Рыльск, вот Кромы, а оттуда через Тулу прямая дорога пошла на царствующий город Москву. А с Москвы на четыре стороны широко легли дороги, хоть в Персию; чего доброго, хоть и в Индию; хоть и в Китайскую землю; хотя б в Японское царство…

Димитрий оживился; снова зажглись его голубые глаза. Он подтянул свесившуюся со стола карту, разыскал между книгами перламутровую указку и стал водить ею по полушариям в разные стороны. Он до того увлекся, что не обратил внимания и на князя Ивана, вошедшего в комнату и приблизившегося к столу. И не то князю Ивану, не то самому себе стал рассказывать Димитрий дорогу в богатую Индию из Москвы многожеланной.

— Для чего корабли водить вокруг целого света, зачем в такую путину идти, плыть три года киселя похлебать у индеев? Морем около мыса Доброй Надежды ход долгий и трудный… А теперь, дай сроку, гляди, другая дорога: вот Москва, вон Нижний Новгород; дале на стругах по Волге до Астрахани ходу месяца с два… Дале по морю Каспийскому — Персия. А от Персии той и до Индии сколько ни ходи — в четверть года дойдешь. В Индии драгоценные камни, рубин, сапфир, жемчуг… лекарственные травы… благовонные снадобья… Парчовая она, Индия, богатая, истинно райская земля.

«Эвона ты набрался прыти! — подумал князь Иван. — Суй за щеку, да не всяк орех».

— А ежели не пропустит шах персидский? — молвил он вслух, следя за Димитриевой указкой, скользившей по полушариям то вокруг Африки, то через Персию к Индии баснословной.