Из ГУЛАГа - в бой

Можно понять возмущение и негодование Л. М. Субоцкого показаниями на него со стороны арестованных B. C. Винокурова и В. М. Берлина. Он, конечно, знал, что следователи НКВД применяют при допросах физические меры воздействия. Но ведь это делалось в отношении настоящих «врагов народа», в целях их «разоружения», а ведь он-то, Лев Субоцкий, никакой не враг, а самый что ни на есть правоверный партиец, не замешанный ни в каких оппозициях и отклонениях от генеральной линии партии!.. Как это люди могут клеветать на него, кристально честного коммуниста!.. Короткое время спустя Лев Матвеевич убедится, как в Лефортовской и других тюрьмах НКВД арестованные под пытками подписывали несусветную ложь и клевету на себя и на других – этот плод фантазий не очень образованных следователей. Проверять же достоверность этих сведений никто и не собирался, хотя обращения по этому поводу со стороны подследственных поступали десятками и сотнями, если не тысячами. За отказы от своих ложных показаний арестованных жестоко избивали, требуя вернуться к первоначальным (ложным) показаниям. Немногие выдерживали такой режим следствия, не признавая себя виновным от начала (ареста) и до конца (суда). Так что не будем сурово судить B. C. Винокурова и В. М. Берлина за их показания на предварительном следствии, зная методику работы следователей НКВД. Известно, что протоколы допросов писались следователями, а редактировались они в «нужном направлении» их начальниками. Подследственного же принуждали подписывать уже готовый, заранее отредактированный протокол допроса. И худо бывало тем, кто отказывался это сделать!..

А следствие по делу Л. М. Субоцкого между тем продолжалось. 23 марта 1939 г. Прокурор СССР утвердил обвинительное заключение по делу, хотя оно и не содержало никаких объективных доказательств виновности Льва Матвеевича. После этого дело отправили в Военную коллегию. А через две недели состоялся суд.

9 апреля 1939 г. Военная коллегия под председательством бригвоенюриста Д. Я. Кандыбина слушала дело по обвинению Л. М. Субоцкого. Случай весьма редкий в работе этого органа, однако он имел место: в судебное заседание по делу Субоцкого были вызваны (под конвоем) два свидетеля: Л. Сонкин и Ю. Берман (последний до своего ареста был военным прокурором Московского военного округа). Видимо, сделано это было для того, чтобы поколебать позиции Субоцкого и дополнительно уличить его в совершении им тяжких преступлений. Но ожидания устроителей этого вызова не оправдались, ибо Сонкин с Берманом никаких дополнительных доказательств, уличающих Л. М. Субоцкого, не добавили.

Лев Матвеевич, как и большинство арестованных, большие надежды возлагал на судебное заседание Военной коллегии. Он надеялся в суде развеять все наветы на него, отмести всю ложь и клевету, которые на предварительном следствии возвели на него, и доказать, что он не совершал тех преступлений, которые ему вменяют. И отчасти Субоцкий поставленную задачу выполнил, квалифицированно защищая себя. В последнем слове он сказал: «Я прошу суд учесть, что свое сотрудничество в эсеровской газете я никогда не скрывал, но никогда не участвовал в эсеровских организациях. Показания Винокурова и Бермана ложные. Мою активную борьбу с троцкистами в Смоленске знает Голяков И. Т. (председатель Верховного Суда СССР. — Н.Ч.), в Хамовническом районе г. Москвы – знают Никитченко и Горячев (члены Верховного Суда СССР, бывшие члены Военной коллегии. — Н.Ч.)… Во время следствия меня все время убеждали в том, что я контрреволюционер. Но я не чувствую за собой никакой вины и поэтому не мог согласиться. Еще раз повторяю: я ни в чем не виноват и уверен, что суд не осудит меня невинно»^[24].

По свидетельству знавших его, председательствующий в судебном заседании Дмитрий Яковлевич Кандыбин был человеком суровым, особенно к «врагам народа», да еще при исполнении служебных обязанностей. На его счету в 1937–1938 гг. не было оправдательных приговоров, даже в отношении своих коллег-прокуроров. Однако в данном случае дело на глазах разваливалось и надо было спасать положение. Оправдать Льва Матвеевича Кандыбин не мог («сверху» такой команды не поступало), но и обвинения подсудимого по ст. ст. 58-1«б», 58-8 и 58–11 УК РСФСР не выдерживали серьезной критики. По этой причине председательствующему и членам суда пришлось срочно переквалифицировать обвинение на ст. 58–10 УК РСФСР.