Из ГУЛАГа - в бой

Учитывая, что связь между 1922 годом и состоянием боевой готовности ОКДВА, сформированной только в 1929 году, была весьма призрачной, следователь добавляет существенную, на его взгляд, деталь по этому пункту обвинения Я. З. Покуса: «В 1922году передал (японской и германской разведкам. — Н.Ч.) сведения о состоянии войск Народно-революционной армии, о дисциплине бойцов НРА, а также о планах командования НРАи местных советских органов по обороне края…»^[81]

Но шпионаж все же был не единственным «преступлением» Покуса. Другим пунктом обвинения выступало следующее: «В 1932 году бывшим командующим Приморской группы войск ОКДВА Путна был вовлечен в антисоветский военный заговор, после чего включился в проведение активной контрреволюционной работы совместно с другими участниками антисоветского военного заговора, направленной на срыв боевой готовности частей ОКДВА, с целью поражения ОКДВА в будущей войне с Японией…

Одновременно с этим Покус совместно с другими связанными с ним участниками антисоветского военного заговора, в целях подготовки отторжения Дальнего Востока от СССР, действуя в полном контакте с японской разведкой, руководил организацией повстанческой деятельности на ДВК, имея намерение подготовить тыловой удар по Красной Армии в период войны с Японией»^[82].

Руководители особого отдела ОКДВА (позже Дальневосточного фронта), капитаны госбезопасности Хорошилкин, Осинин, Вул, редактируя материалы допросов Покуса, не могли пройти мимо того факта, что он был офицером старой армии, а значит, по их мнению, не мог быть не связан с такой крайне контрреволюционной организацией, как Российский Общевоинский Союз (РОВС). Тем более что подобное обвинение уже было предъявлено чекистами некоторым лицам из числа бывшего командования ОКДВА.

Из показаний арестованных участников Российского Общевоинского Союза: Балакирева (комдив, начальник штаба Приморской группы. — Н.Ч.), Богомягкова (комкор, начальник штаба ОКДВА. — Н.Ч.), Свиньина (бригинженер, инспектор по строительству ОКДВА. — Н.Ч.), Калмыкова (комкор, командир 20-го стрелкового корпуса. — Н.Ч.) и Боряева (комбриг, командир 21-й стрелковой дивизии. — Н.Ч.) установлено, что Покус кроме того входил в руководящий состав антисоветского военного заговора в ОКДВА, был тесно связан с участниками “РОВС” и являлся одним из руководителей этой контрреволюционной террористической организации на ДВК… Связь Покус с организацией “РОВС” на Дальнем Воетоке подтвердил арестованный Фризендорф на очной ставке с Покус…^[83]

Находясь под следствием в Хабаровской тюрьме, Яков Захарович, как и Тальковский, вначале сознался в принадлежности к военному заговору и в шпионской деятельности, но вскоре от этих признаний отказался как от ложных и уже на том стоял вплоть до своей смерти. А допросы с пристрастием продолжались. На одном из них (9 февраля 1940 года) Покус, в категорической форме отрицая свое участие в военном заговоре и опровергая имеющиеся на него показания со стороны других арестованных из числа бывшего руководства ОКДВА и Приморской группы войск, заявил: «…Показания Балакирева, Богомягкова, Свиньина, Калмыкова и Боряева о моей принадлежности к “РОВС” являются дикими».

Старания сержанта Кибальниченко во многом оказались тщетными – обвинительное заключение, в котором он год за годом расписал все «преступления» Я. З. Покуса, не нашло должной поддержки в Главной военной прокуратуре. Дело в том, что к тому времени достоянием судебных и прокурорских органов стали факты грубой фальсификации следственных дел работниками особого отдела ОКДВА (Дальневосточного фронта). В том числе и в отношении руководства ОКДВА: заместителя командующего комдива Я. З. Покуса, начальников штаба армии комкора С. Н. Богомягкова и комдива В. К. Ва-сенцовича, начальника политического управления дивизионного комиссара И. И. Кропачева, заместителя начальника штаба комбрига Г. Д. Стельмаха, командира 18-го стрелкового корпуса комдива Э. Я. Магона и других.

Вот что об этом говорилось в докладной записке временно исполняющего обязанности военного прокурора 2-й Отдельной Краснознаменной армии (ОКА), военного юриста 1-го ранга Чебоненко, направленной в середине февраля 1940 года Главному военному прокурору Красной Армии: