Из "Яффских рассказов" (любительский перевод)

А теперь прислушайся, как скерцо и трио отколбасят наружу поэтическую угрюмость первой части, и как вдруг она превращается в бушующий пафос и пламенную страсть…

Брат, кто как не Бетховен снимет шоры с твоих глаз.

Ну а теперь, пользуясь случаем, почему по радио не услышишь иранский товар? Это не классика? Что тут стыдиться-то? Чем "токката и фуга" лучше?

Из-за чембало и органа?

Кому как не мне держать из Вронского и Бабина?

Обалденные пианисты. Врубают такой спид, не поймать и с радаром. Настоящее наслаждение.

Ты сходишь? До свидания, заскакивай на музыкальный момент, а?

Звякни в такси "Яффо", там скажут, где меня найти.

Швейцарские часы Абу-Ицхака

В аккурат на Песах Абу-Ицхаку исполняется 85. Найдете время — заходите.

Яффская команда устраивает небольшую хафлу[18] в его честь.

В кафе Грека, арак[19] и пиво гарантированы. В программе барбекью, и госпожа Миранда придет почтить старика танцем живота, просто так, "он зе хаус", она от него без ума.

Говорит: " Наша планета была бы алла-кейфак[20], если бы все мужчины были похожи на Абу Ицхака. Но далеко не все такие, и, действительно, посмотрите в каком мы дерьме."

На Пасху Абу Ицхаку стукнет 85, но старая Хачура цокает языком:

— Кому другому расскажите. Этот похотливый старик врет на голубом глазу, минимум 90. А говорит 85, чтоб не сглазить.

— Чтоб он был здоров, 85! — кривит Хачура лицо, — взять бы и подвесить ему на бейцы все года, что он утаил сверх 85. Пригнуло бы до земли.

85, 90 — какая, в сущности, разница, главное самоощущение. А самоощущение на высоте. Два года назад у него родился сын. От новой жены, Ривки.

И не спрашивайте, старик был на седьмом небе, купил ей золотую браслетку на 300 грамм с двумя красными рубинами.

Притащил коробку настоящего рахат-лукума на два кило с миндалем и розовой сахарной пудрой.

— А теперь — он ей говорит, — ялла, гони вещицу обратно.

А почему спрашивается? Не догадались. Пошла подсказка, ходит порожняком.

Человек без детей, все равно что колодец без воды. Нет ничего полезней для здоровья, по мнению Абу-Ицхака, чем запах младенца дома.

Ну да, запах детских какашек тоже присутствует, но главное, это запах материнского молока — лучший оберег от всех болезней.

Абу Ицхак очень следит за здоровьем. Хочет еще детей, а этой нет и 42 — жалуется Абу Ицхак, — а живот высох. Даю ей еще шанс пол-года, если не отрастит пузо, получит развод.

— Смотри, Абу Ицхак, — говорит ему Сасон, пока они сидят у грека, попивают анисовую за партейкой в лото. — Может, супруга и не виновата уж так-то, тебе-то поди 85. Может статься, что волшебная палочка не работает?

— Это чья палочка? — Лезет в бутылку Абу Ицхак, поднимается со стула и собирается пересесть за другой столик.

— Дхиль аюнак[21], не надо так нервничать, я просто подумал, может….

— Выкинь мусор из головы, у меня эта хреновина, как швейцарские часы, ты вообще в курсе, что такое швейцарские часы?

— Смотри, Абу Ицхак, — Сасон наливает ему немного арака в стакан, — самый лучший хронометр, если у него ослабла пружина, прекращает работать.

— Как? Как? — возмущается Абу Ицхак, — За кого ты меня держишь? У меня пружина, как новая.

— Мабрук, мабрук[22], но иногда, даже если и пружина в порядке, стрелка не так точна.

— Слушай, Сасон! Не полоскай мне мозги, пружина в порядке, стрелка точная, все функционирует сабаба[23].

— Ну знаешь, день так, день сяк.

— Ну это может у вас, у молодых, — возражает Абу-Ицхак, — а у нас, ветеранов, каждый день ТАК. Плесни-ка мне ещё анисовой, а то стакан уже засох-высох, просто райский запах у этого арака.

Госпожа Ривка выходила замуж по сватовству. Сама из Цфата.

Когда ей сказали "Знаешь твой мужчина уже разменял восьмой десяток", завздыхала "Ой-ой, что я с ним буду делать с такой развалиной?"

— Ничего, только постарайся, чтобы он тебя не сожрал с одеждой и ботинками, более озабоченного мужика в Яффо не найти.

И точно, ровно через 9 месяцев и три дня — ребенок, не проходит года — ещё пополнение.

— Алла кейфак, — тащится Абу-Ицхак от запаха материнского молока.

Ривка у него пятая, до этого были госпожа Фортуна и госпожа Виктория. Были еще две, но в Яффо их никто не знает, а сам он и имён не помнит. Говорит, это было ещё при турках.

— Пять жен официально, — вносит поправку Хачура, — но мне бы ещё столько хороших лет жизни, сколько у него было приключений на стороне, после смерти его "милости просим" придется добивать отдельно.

На Пасху ему стукнет 85, Хачура утверждает все 90, пятью годами меньше, пятью больше.

Главное, как человек выглядит! И можете мне поверить, выглядит он отлично. Ходит прямо и тихо, как кот в поисках сметаны. Глазами прожигает молодых девок.

Когда его спрашивают, откуда у человека в твоем возрасте, тьфу тьфу тьфу чтоб не сглазить, такое здоровье, он смеется и отвечает:

— Перво-наперво, чтобы в доме был запах новорожденного, и потом уметь себя ограничивать.

— А ты себя ограничиваешь?