Из яйца

— Пойми, — говорит Мать, — ты — болен. У тебя странная, очень редкая болезнь. Столько денег я потратила в свое время на профессоров! Никто не может помочь… Боязнь незнакомых людей, — говорит, понизив голос Мать, — пространств, — фобия… Ты никогда не можешь выйти за порог этого дома… Если не выздравеешь.

— Твоя забота обо мне.

— Это не забота!.. — говорит Мать, вставая. — Это — жизнь. В ней — загубленная карьера, прошедшая молодость, все, что у меня могло быть, и не случилось, ради тебя… своего сыночка, которого так несправедливо наказала природа… Ты же не от мира сего, мой маленький… Если я не пожалею тебя, кто тебя пожалеет, кто, я тебя спрашиваю!.. Никто. Ник-то!!!

Мать молчит и смотрит на Алексея. На ее глаза наворачиваются слезы. И это первые слезы, которые видит Алексей у Матери.

— Не плачь, — говорит он, смотря на нее ясными глазами. — Я сделаю тебе сегодня подарок… Тебе понравится.

— Ах, мальчик мой!.. — выдыхает Мать, подходит к сыну и прижимает его голову к груди. — Мне же ничего не нужно, мне, твоей мамочке, совсем ничего не нужно… Только немного благодарности… Только немного благодарности за все, что совершила я ради тебя, своего бесценного… Даже болезнь у тебя, какой нет ни у кого. Ты — единственный!.. Только немного благодарности, от тебя, совсем немного… неужели это так трудно…

Пол коридора, озаренный солнцем /там изначально нет никаких окон/. Босые ноги Алексея… Все тот же бесконечный путь.

Гул огромного города. Величественный мраморный монумент. Какой-то непобедимо окончательный. Мы все ближе к высеченному его лицу. Даже голуби не могут навредить ему своим пометом. Напротив, птичьи следы подчеркивают низменность суетливого бытия. По сравнению с ним.

Все ближе лицо. Оно — для нас, чтобы мы запечатлели его незыблемость в своей памяти.

Алексей стоит, прислонившись ухом к входной двери. Как в большой раковине, в его ушах гул огромного города. Может, многих городов сразу.

Какая-то аура идет оттуда, касается его… Тут тревожное ожидание на его лице сменяется страхом. Ничего не изменилось. Болезнь не оставила его. Она — с ним.

Длинный звонок над входной дверью. Алексей цепенеет и ждет, — звонок повторяется.

— Кто там? — спрашивает он, по возможности спокойнее.

— Свои, — слышит он голос Виктора. — Открывай, Алешка, не бойся.

Виктор чем-то возбужден и плохо скрывает это.

— У тебя помыться можно? — спрашивает он. — А потом поспать? Задавить минуточек шестьсот?

— Конечно, — Алексея не удивляет просьба Виктора. /Чувство удивления вообще у него атрофировано. Он не умеет удивляться/.

— Ночь глаз не сомкнул… такая подлость… нет, ты представляешь? Такая подлость.

— Что случилось? — Алексей чувствует его тревогу, он воспринимает ее, как свою.

— Случилось… — подозрительно смотрит на него Виктор. — Ходил в парикмахерскую, вчера… Только и всего.

Он обнимает Алексея за плечи и ведет по коридору, подальше от входной двери… Внезапно останавливается, лезет в карман и достает оттуда бумажный пакетик.

— Зашел в парикмахерскую, освежиться… вот посмотри.

И высыпает на ладонь клок отстриженных волос.

— И что? — не понимает Алексей, но разглядывает их с каким-то напряженным любопытством, словно в них заключена некая загадка.

— Они мои, — говорит тихо Виктор. — Они были мной, совсем недавно. Мне не больно было, когда их состригли, даже приятно, как-то расслабляюще… Но теперь они — не я.

Кладбище. Небольшая похоронная процессия. Среди них — Старуха. Она идет, взгляд ее скользит по надгробьям. И мы смотрим на них вместе с ней. Всегда две цифры, год рождения и год смерти. Год рождения и год смерти… Всегда две.

Балетный класс, Мать за роялем. Знакомая мелодия, под которую всегда занимаются дети. Знакомые детские лица, среди них Паша и Алина. Знакомое выражение на их лицах.

На лице Матери какое-то угрюмое вдохновение.

— Раз-два, раз-два, раз-два три, раз-два три… — почти поет она, и требовательно и мелодично.

Комната Алексея. Перед ним — игрушка, которую он недавно показывал детям. В руках — та самая маленькая куколка на ниточке. Он опускает куколку в открытую коробку и она исчезает… Поднимает снова.

Думает. Шевелит губами. Морщится.

Изображает на лице шутовскую гримасу и опускает куклу снова. Но сам напряженно следит за ней… Куколка — остается. Он, потея лбом, смотрит… Куколка цела и невредима, болтается посреди зеркальной коробочки на ниточке.

Но видно, что гримаса дается Алексею с большим трудом, ему все трудней сдерживать ее. И наконец — последнее усилие, больше он не может. Волна проходит по лицу Алексея и в тот же миг кукла исчезает. В пальцах — коротенькая ниточка.

В коридоре Виктор в купальном халате. Он уже принял душ. Задерживается у своего портрета. /Рядом на стене портреты всех персонажей кинопрозы/… Смотрит на изображение. Внезапно делает резкое движение, словно собирается ударить, вернее испугать.

Лицо портрета бесстрастно.

— Ты кто? — приблатненным тоном спрашивает Виктор. — Ты кто, фуфло, я тебе говорю?..

Так же внезапно отворачивается и, пройдя несколько шагов, приоткрывает дверь в комнату Алексея.

— Алешка, ты здесь?