Из истории Боспора

Высокое надгробие (высота 2,15, ширина 0,53-0,55, толщина 0,18-0,15), переломанное наискось по второму рельефу, сверху снабженное эпистилем, снизу срезанное по углам для вставки в постамент. Эпистиль несколько шире самой стелы, без карниза, сверху украшен тремя круглыми акротериями на длинных плоских базисах, почти соприкасающихся друг с другом. Внутри фронтона розетка, под фронтоном три розетки. Надгробие имеет три рельефа.

Рис. 23.

Первый рельеф, грубо и плоско изваянный, представляет сцену загробной трапезы: слева от зрителя, в кресле, весьма примитивно сработанном, сидит женщина в траурной позе, у кресла стереотипная фигура девочки с цилиндрическим сосудом. Между женщиной и возлежащим на ложе мужчиной еще фигура девочки в пространстве. На ложе со спинкой, украшенной фигурой льва, возлежит мужчина с канфаром в левой руке. На фоне одеяла выделяется столик на одной ножке с расставленными на нем предметами: ложкой, сосудом и круглым хлебом (?). У изголовья фигура мальчика в штанах и опоясанной рубашке.

Второй рельеф представляет женщину, сидящую в обычной траурной позе на кресле с изогнутой спинкой, ажурными перилами и грубо сработанными ножками. Перед женщиной стоят трое отроков, из которых первый опирается правой рукой на суковатый посох.

Третий рельеф изображает четырех мужчин, из которых двое слева вооружены овальными щитами и опираются на копья.

Под рельефами высечена крупными буквами надпись в 4 строки (высота букв 0,04):

-

-

Перевод: Гозий Состратов, поставивший стелу своему сыну Лисимаху.

Совершенно схематичное, безжизненное исполнение рельефа, причастная форма вместо , встречающаяся в ранних христианских памятниках Боспора, и характер письма — все указывает на то, что перед нами надгробие начала II в. н. э., когда скульптурное искусство на Боспоре явно стало вырождаться. — имя новое; его следует сопоставить с иранскими именами и [140]. Надгробие найдено на территории металлургического завода 6 апреля 1927 г. вовремя рытья фундаментов для нового рабочего поселка.

Какое отношение имеют к покойному три рельефные сцены? В первой сцене и во второй покойный Лисимах, очевидно, в своем семейном кругу: он представлен возлежащим на ложе, он же с суковатым посохом в руке вместе с двумя отроками стоит перед женщиной (женой), сидящей в кресле. Третий рельеф, представляющий группу воинов, намекает на его общественное положение: он был воином и, возможно, погиб в бою.

XXIII.

Надгробие из местного известняка, в виде прямоугольника, обломанное снизу, с тремя рельефными изображениями. Высота 1,12, ширина 0,59, толщина 0,19. Сверху надгробие было украшено анфемием, как видно по двум сохранившимся отверстиям.

Рис. 24.

Верхний рельеф представляет сцену загробной трапезы: слева восседает на кресле женщина в траурной позе, ниже кресла маленькая фигура девочки; на ложе возлежит бородатый мужчина с венком в правой руке, ниже ложа мальчик с сосудом в приподнятой руке и каким-то предметом в другой (кувшин). У ложа стол на трех ножках с какими-то неясными предметами.

Второй рельеф изображает двух всадников в развевающихся плащах, впереди мальчик в такой же позе, как выше; первый всадник с бородой, без копья, за ним, по-видимому, прислужник его с копьем наперевес, с остроконечной головой (остроконечный шлем).

В третьем рельефе снова два всадника с развевающимися плащами, без копий, впереди фигурка мальчика с приподнятым сосудом в руке.

Походные сцены характеризуют покойного как военачальника.

Надписи, которая была, очевидно, под рельефом, не сохранилось. Рельефная работа сделана грубо, примитивно, но оригинально и сильно. Венок в руке возлежащего — признак позднего времени[141]. Надгробие должно быть отнесено к началу II в. н. э. и представляет грубое искажение типа ранних скульптурных традиций. Плита в 1922 г. была уже во дворе музея; по словам надсмотрщика Л. Димиденко, найдена на Долгой скале.

К вопросу о торговых сношениях греков с областью р. Танаиса в VII–V веках до н. э. Т.Н. Книпович

Необходимость исследования периода, непосредственно предшествовавшего основанию боспорцами торгового города в области дельты Дона, неоднократно становилась передо мной в последние годы при занятиях городищами области Танаиса, в особенности городищем у станицы Елисаветовской. Так как и самая постановка темы, и определение временных границ интересующего меня периода обусловлены именно этой работой, мне придется привести, прежде всего, некоторые выдвинутые в ней положения[142].